Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

Выше я уже вскользь касался вопроса о том, что диктаторская система власти в силу своей внутренней природы исключает возможность выбора преемника. В таком случае диктатор как бы заранее уже делится частью власти с намеченным им преемником. Сталин, однако, не относился к числу тех людей, которые были способны на такой шаг – ему нужна была абсолютная власть, безраздельная власть. Правда, сын Маленкова А. Маленков утверждает, будто ко времени XIX съезда партии Сталин, мол, настолько проникся доверием к Г. Маленкову, что тот якобы получил право подписи за Сталина[1086]. Не знаю, насколько это соответствует действительности и каковы были объемы этой передачи, на какие документы они распространялись и как все это было воспринято соратниками вождя, коли это было фактом. По крайней мере, у меня на этот счет существуют более чем серьезные сомнения: как-то все это не укладывается в рамки самой природы сталинской власти и сталинского характера.

Чрезвычайно важное значение в таких условиях приобретало то, что обычно называют функциональной способностью Сталина правильно, с учетом объективных реальностей, организовать не только управление огромной страной с колоссальными проблемами, ежечасно встававшими перед ней. А Сталин, по многим отзывам, в этом плане был совсем неадекватен (это слишком мягкое выражение!). Уже в середине 30-х годов он явно страдал манией преследования, всюду видел опасность покушения на свою жизнь, а потому фактически не доверял никому. В этом плане очень характерно свидетельство адмирала И. Исакова, записанное К. Симоновым. Итак, адмирал вспоминал: «В тот раз, о котором я хочу рассказать, ужин происходил в одной из нижних комнат: довольно узкий зал, сравнительно небольшой, заставленный со всех сторон книжными шкафами. А к этому залу от кабинета, где мы заседали, вели довольно длинные переходы с несколькими поворотами. На всех этих переходах, на каждом повороте стояли часовые – не часовые, а дежурные офицеры НКВД. Помню, после заседания пришли мы в этот зал, и, еще не садясь за стол, Сталин вдруг сказал: „Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…“ Я, как и все, слушал это в молчании. Тогда этот случай меня потряс. Сейчас, спустя много лет, он мне кое-что, пожалуй, объясняет в жизни и поведении Сталина, не все, конечно, но кое-что»[1087].

Конечно, такого рода мнительность вождя не могла быть каким-то случайным, эпизодическим проявлением внезапно возникшего подозрения и страха за свою жизнь. Есть веские основания полагать, что она являлась его имманентной чертой, наложившей свою неизгладимую и зловещую печать на все годы его правления. Сошлюсь в данном случае на мнение более чем компетентного человека в этом деле – бывшего лечащего врача Сталина профессора В.Н. Виноградова, долгое время бывшего личным врачом вождя. В литературе о Сталине общепринятой точкой зрения является следующая: во время обследования Сталина в 1952 году профессор высказал серьезные опасения по поводу здоровья вождя и якобы посоветовал ему резко ограничить объем своей работы, либо вообще прекратить ее. (Насчет последней рекомендации у меня имеется серьезное сомнение, поскольку, зная характер своего пациента, лечащий врач едва ли бы осмелился на последнюю рекомендацию.) По крайней мере, результатом было то, что Сталин заподозрил Виноградова в чем-то зловещем, и вскоре он попал в число тех, кто был привлечен к делу врачей.

Однако, как видно, лечащий врач был человеком не только сильного характера, но и неукоснительно следовал заповедям Гиппократа и не стал скрывать от пациента правду. Причем стоял на этом твердо. Уже после ареста, находясь под жестким прессом сталинских чекистов, он продолжал твердо отстаивать свое заключение. Вот его показания, данные 6 января 1953 г., когда его с пристрастием допрашивал следователь: 6 января 1953 г. он показал:

«В послевоенные годы у Василия Иосифовича (для маскировки даны другие имя и отчество Сталина – Н.К.) наблюдалось психическое заболевание. Несмотря на то, что он неоднократно находился на излечении в санатории „Барвиха“, его здоровье все же ухудшилось, и в последнее время заболевание обострилось, наблюдалось сильное психическое расстройство.

ВОПРОС. Вот вы и скажите, кто вместе с вами повинен в подрыве здоровья Василия Иосифовича?

ОТВЕТ. Я не знаю ни одного факта вредительского, преступного отношения врачей к лечению Василия Иосифовича. Я лично при его лечении никаких злонамеренных действий не допускал. В последние годы вместе со мной к лечению Василия Иосифовича привлекались невропатолог ГРИНШТЕЙН, ЕГОРОВ П.И. и психиатр ПОПОВ Е.А. С их стороны я не замечал каких-либо неправильных действий, направленных не на пользу больному.

ВОПРОС. Но следствию известно, что именно вы усугубляли заболевание Василия Иосифовича. Говорите, как было в действительности.

ОТВЕТ. Повторяю, что никаких преступных замыслов в отношении Василия Иосифовича у меня не было и во вред его здоровью я ничего не делал»[1088].

Относительно состояния здоровья Сталина историки не располагают богатым материалом. По некоторым данным, в Кремлевской больнице существовала «История болезни И.В. Сталина», в которую записывались данные о здоровье Генсека за многие годы. Любая больница имеет медицинское «досье» на любого из своих постоянных пациентов, это обычная медицинская практика. Однако после ареста личного врача Сталина В.Н. Виноградова в 1952 году все медицинские документы о Сталине были уничтожены по его же личному распоряжению. Сталин не хотел, чтобы объективные данные о состоянии его здоровья могли быть кому-либо известны. Дочь Сталина Светлана в своих воспоминаниях пишет, что осенью 1945 года «…отец заболел и болел долго и трудно…»[1089]

Так что при рассмотрении данного аспекта приходится полагаться на отрывочные, а то и случайные свидетельства. Но как бы там ни было, факт серьезного психического расстройства вождя, который преследовал его на протяжении многих лет, едва ли может быть поставлен под сомнение. Это, конечно, отражалось на всех сторонах деятельности, в том числе и прежде всего на отношениях со своими соратниками, на подборе и выдвижении кадров высшего звена, не говоря уже о преемнике.

Истины ради, можно привести и другие свидетельства знавших Сталина людей, которые старались убедить, что он был сам вполне адекватен и ему лишь ставили спицы в колеса люди типа Берии. Так, бывший при Сталине министром сельского хозяйства И.А. Бенедиктов в своих воспоминаниях, в целом проникнутых нескрываемым восхищением вождем, отвечал на вопросы корреспондента: