Дружил и с Павлом Мариным. С ним я познакомился в октябре 44-го во время боев в Карпатах. Но чаще всего встречались на отдыхе, потому что воевали в разных ротах, и больше сдружились уже после окончания войны. Став кадровыми военными в одно время командовали взводами и ротами в полку. В 1951 году Павел поступил в Военную академию бронетанковых войск, наши пути разошлись, и встретились мы с ним только в 1975 году на 1-й встрече ветеранов дивизии. Но после того как я уволился и переехал на жительство в Наро-Фоминск, наши встречи опять стали регулярными, так как он проживал недалеко от нас, в Одинцове. Дружили семьями. Но в 2001 году Павел Антонович скончался.
Вообще, у меня очень много друзей по Наро-Фоминску, но там в основном я дружил с ребятами, с которыми познакомился уже после войны. С Колей Сухановым, Левой Устиновым, Сашей Павловичем и другими. Все мы впоследствии стали полковниками, и с ними я дружил до последнего.
Дружил с Героем Советского Союза Гришей Крамаренко[14], который последние свои годы жил в Ставрополе.
Крепко сдружились в Наро-Фоминске и с Масловым Иваном Владимировичем. Мы с ним познакомились, когда в октябре 44-го я прибыл в 14-ю бригаду и получил танк, на котором Иван был механиком-водителем. Вместе коротали дни и ночи под постоянным проливным дождем в Карпатах, впроголодь питались, одним словом, вместе разделяли житейские невзгоды, мужали и крепли. Но вскоре наш танк сгорел, и дальше мы уже воевали в разных подразделениях. Зато после войны служили в одном батальоне аж до 1957 года. Встречались на встречах ветеранов дивизии, а затем в течение 25 лет вместе проживали в Наро-Фоминске. Часто встречались в полку и дружили семьями.
И особо я бы хотел упомянуть еще одного человека. Уверен, если бы не его болезнь, то мы бы с ним обязательно крепко сдружились.
Уже под конец войны, когда мы стояли на отдыхе, ко мне в роту на пополнение командиром взвода прибыл лейтенант Николай Хлопонин. Представился, а я смотрю, у него среди вещей гитара имеется. Подумал – ну, не хватало еще нам музыканта. Спросил: «Воевал уже?» А оказывается, он еще побольше моего воевал. В армии с 1942 года и поначалу воевал автоматчиком, но потом окончил Орловское танковое училище. Как танкист проявил себя хорошо, имел на своем счету несколько немецких танков. А в феврале 45-го он в одном бою здорово отличился. Находясь в дозоре, выскочил на немцев, и пока мы подходили, он за эти минуты шандарахнул сразу шесть штук. Был представлен на Героя, но получил звание уже только в июне[15].
Пинский Матвей Савельевич
Поговорили, пошутили, и как потом оказалось, что он настоящий весельчак. Если выдавалась свободная минутка, он непременно веселил нас. Мог хорошо и сыграть на гитаре, и спеть. И спортивный был парень. Представьте, он мог стоять на одной ноге, а другую забросить себе за голову. Причем проделывал этот трюк, стоя на танке. Иногда перед атакой покажет всем такое или чечеточку исполнит, и только потом уже в танки садимся. И я считаю, что своими азартными номерами он здорово нас вдохновлял. Но концовка у него получилась неважная…
Уже после того как он получил Героя, у него что-то случилось с головой. Какие-то отклонения начались, что-то стал забывать. Я, конечно, сообщил начальству, что нужно срочно его отправлять в госпиталь. Отправили его на лечение, и все на этом. Пропал наш Коля…
А в 1948 году я поехал в отпуск, и на Курском вокзале мне навстречу идет с женой и маленьким мальчиком наш Коля. Тоже капитан. Конечно, мы сразу узнали друг друга. Обнялись, коротко поговорили. Особых отклонений у него я не заметил, вроде нормальный, но оказалось, что он комиссован из армии по состоянию здоровья: «Еду домой в Армавир!»
А когда я ушел в запас, то решил найти его. В 83-м году пишу письмо райвоенкому в Армавир. Получаю ответ: «Да, такой-то человек жив», – и сообщил мне его адрес. Но сколько я Коле ни писал, на праздники постоянно слал ему открытки с поздравлениями, ни одного ответа так и не получил. Вероятно, болезнь у него так и осталась. А уже потом я делал запрос в Подольск, и мне прислали ответ, что он всю жизнь проработал на какой-то там плодоовощной базе. Я потом все же еще раз решил написать военкому, но он мне ответил, что Николай Петрович умер 10 ноября 1995 года. Жена его тоже умерла, ближайших родственников в городе нет. Вот такая невеселая история про веселого танкиста с гитарой.
А теперь можно и о командирах вспомнить.
Для начала хотел бы вспомнить своего первого комбата – капитана Пинского[16]. С первой нашей встречи комбат своей открытостью и простотой сразу внушил доверие как командир и человек.
Сразу чувствовалось, что он от природы порядочный человек. Отсюда и командир хороший. Потому что взаимоотношения между людьми – это самое главное.
Чем он особенно мне нравился, что никогда не порол горячку. Никогда не стремился сразу наказать. Не нагрубит, не оскорбит, не обругает на ходу, как другие. Наоборот, всегда очень разумно разбирался даже в пустяках. Впервые я его увидел в том неудачном бою на ручье, в непростой обстановке. Но его поведение, решения, оценки сразу произвели на меня большое впечатление. Я сразу понял: вот образец, на который нужно равняться.
Понятно, что в той ситуации была и его вина. Без разведки нельзя кидаться, но он же ориентировался по этой карте, а по ней этой ручей совсем пустяковый… Но и в такой непростой обстановке он четко и ясно ставил задачи. После войны я Матвея Савельевича не встречал ни разу, но читал, что он служил до 1960 года, а потом жил и работал в Уфе.
Во-вторых, хотел бы упомянуть моего комбата в 14-й бригаде Логинова Геннадия Степановича[17]. Познакомились мы с ним в польской деревне Богухвале, куда нас вывели на переформировку. Невысокого роста, моложавый и худощавый, но с хорошо поставленным командирским голосом. Немногословный, серьезный и требовательный, он по праву пользовался у старших командиров высоким авторитетом. Его батальон всегда отличался организованностью и дисциплиной, поэтому нам часто поручали наиболее ответственные боевые задачи. Несмотря на молодость, он не допускал вольностей среди личного состава. Ротные даже немного побаивались его за высокую требовательность и дисциплину. Особенно часто перепадало старшему лейтенанту Петрову. Мне же в ходе боев встретиться с ним пришлось дважды. Выполняя индивидуальные боевые задачи, я заслужил от комбата крепкое рукопожатие и доброе «спасибо». А вот расстаться с ним пришлось при необычных обстоятельствах.
В апреле 45-го во время какого-то небольшого затишья среди боев, он решил изучить немецкий фаустпатрон, но тот выстрелил у него в руках. Тяжелораненого и контуженого его пришлось срочно отправить на танке в медсанбат…
