— Ну да: потому у нас возможна инверсия, и смыслы глядят через голову блоков речевых, так что нужна инструментовка пунктуации: двоеточия, тире…
(— А многоточия у них нет, — потом мне Алексей из Иркутска заметит.)
— К тому же русские слова — живые, в них чувствуются корни. И более длинные слова, певучие. Вот я прохожу Лермонтова, из «Героя»: «туман разливался». У нас переводят fog spread — односложными словами и теряя образ. А там ведь — «лить», и надо бы перевести poured, а «раз» = «вокруг», во все стороны. Так что в русском живее сохранен образ в словах.
— И вообще там много читают, — продолжал он, — как я видел: в метро, поезде, и читают — книги, стихи. А у нас — лишь газеты. И когда поэты выступают — у вас на стадионах, а у нас лишь специалистов узкий круг их приходит слушать.
Я его благодарил — милого Боба Уитмана. И потом стал переводить на свои термины и философический лад эти его наблюдения.
И так вчера говорил в классе:
— Тут капитальная разница — языка гонийного, естественного, природного, синтетического (каков русский и другие на материке Европы, в Индии) и аналитического, ургийного, инструментального, каков английский.
Начнем с падежей, склонений. Вслушайтесь в корни: «падеж» — от «падать» (как и в латинском casus от cadere, откуда и английский термин case). И «склонение» = клониться. Все — к низу, где Мать сыра земля, природа. Тут— ГРАВИТАЦИЯ, притяжение Логоса к Космосу, к Природе. Как это и естественно в культурах Евразии, где народы рождались на землях и постепенно стали работать и затевать историю, и где ургия продолжает гонию, культура — натуру.
Смотрите: в самих названиях падежей — сколько природы, души, эмоций! «Родительный» = рожать: родителей поминает — падеж гонии. «Дательный» = давать. «Винительный» = обвинять. Везде переживания, Психея, отношения! «Творительный»= делать. «Предложный», или «Местный» = уважение к локусу, месту, к Пространству — ему кланяются, изгибаются слова — в поклонах, как в менуэтах-реверансах, — Земле-женщине.
Когда же язык был взят в оборот Трудом, ургийным отношением к бытию, всему в нем, то он стал обтесываться от природ- ности и эмоциональности в нем — в сторону рациональности и знаковости лишь. Подобно тому, как срубленное дерево обтесывается от коры, ветвей и выпрямляется, так и слово стало укорачиваться в обработке от «лишнего» — до совпадения с корнем. Таковы английские слова стали — односложные, как правило. А то, что выражалось внутри живого слова суффиксами и прочим, стало выражаться приставляемыми к слову перед ним и после — операторами, указателями функции: артикли, предлоги… Слово же само стало некоей стандартной деталью, которую можно переставлять и к нему приставлять разные операторы, так что оно будет то именем существительным, то глаголом, то прилагательным. Например, слово work: a work — работа, to work — работать, work-shop — рабочий магазин (инструментов).
Итак, разница: слово-организм и слово-механизм. В русском — субстанниально-экзистенциальное отношения, переживание слова, а тут — инструментальное, функциональное.
Отсюда — и порядок слов. В русском возможна инверсия, ибо слово живое само с собой несет пучок своих смыслов и отношений внутри себя, так что его поймешь в любом месте: и в начале, и в середине фразы. А в механическом языке функция обеспечивается соблюдением порядка, четкой последовательностью приставления слова к слову и к оператору (пророча компьютер…). Тут фраза-сложение, а не фраза-умножение, как когда блики идут от слова к слову («химия»-магия слов, о чем Боб Уит- ман, взаимовлияние).
Но, конечно, язык аналитический (от греческого «аналюо» = развязывать, разделять — и таким образом властвовать: как и в империи, как и в разделении труда между операциями индустриального производства) более приспособлен к работе, к быстрому пониманию команд, без лишних слов и эмоций, к массовому производству товаров и слов.
Путь всех языков: от синтетического типа — к аналитическому. Английский прошел этот путь далее всего, менее — французский, еще менее — немецкий, еще менее — русский… Но и в английском, как языке живом, все равно черты гонии, природ- ности есть — хотя бы в написании традиционном, в массе «исключений»…
— Значит, русский язык — примитивный? — спросил один.
— Да, как примитивна Библия — перед компьютером.
— А что, так и есть — примитивна…
Тут я не нашелся сразу, что ответить. Надо будет подкатить и развить: что в разных отношениях. И про прогресс = регресс (Руссо). И что позже — ведь ближе к смерти, к разрушению. Примитив — здоровее. И Бетховен — «примитивнее» в сравнении с электронным джазом…
О гонийности в языках и роды говорят: отнесение предметов к мужскому или женскому. А английский от этого обстругал слова. Слово в Англии словно преодолело гравитацию, всемирное тяготение (недаром тут его понимать принялись первые — Ньютон), и оно стало самостоятельным вертикально джентльменом, «сэлф-мэйд» который. Как мачта на корабле-острове Англии.
А и языкознание разнонациональное — интересно. В Америке — семиотика, Пирс. Тут отношение к слову — как к знаку, а не как к живому существу из плоти. И важны — отношения, на уровнях горизонтальных, в настоящем времени. А индогерман- ская лингвистика искала родословное древо языков и праязык, язык-предок, родитель, от кого все прочие, как дети, ответвились. Взгляд — в происхождение, в генезис.
И в американском стиле — слова-обрубки, cut-words, и тяга к аббревиатурам: называть по первым буквам: Си-би-эс, Ю-Эс- Эй и т. п.
— Но это же — и в советском языке! — мне из класса. — СССР, КГБ…
— Да, американизм этот пошел по свету. Все — скорости принцип; время = деньги, так что некогда произносить целое слово, коли и так понятно. А до Революции не было сокращений в русском языке.
Сейчас додумываю: не семитский ли тут еще уклон и вкус — во всех этих ЦК, ЧК, ВКП(б), КПСС?.. Там ведь слово — по согласным означается. Так что еврейство коммунистов в России и на язык повлияло… Русский же язык, слово — держится гласными.
И раздольность протяжного слова, как песня. И ударение — на втором и третьем слогах, да и далее. А в английском — на первом норовят скорее, ибо время = деньги. Потому и система времен развита в языке — как оттенков трудовых операций. Continuous = сейчас вот вещь изготовляется. Perfect = сделана в прошлом — и вот налицо она, результат и т. д.
Определенность и дифференция большая. А у нас в этом — неопределенность, не жесткость. Вот и артикль нам трудно дается. А это = вычленение индивидуума из рода, из класса имен. Персонализация.
Тут Бернадетта — о безличных предложениях мысль подала:
