— Артура нет, он в лавке!
Медленно, еще во власти воспоминаний Николай пошел по Малороссийской к центру, на углу глянул на дощечку, прочел: «Мясоедовская улица». Здесь, на Молдаванке, жил профессор Лопатто. Адрес ему дала еще позавчера Юля. Он порылся в кармане и нашел обрывок газеты, на котором было записано: «Мясоедовская, 11, квартира 12».
«А что, если рискнуть, зайти?»
Он еще раздумывал, а ноги его несли по Мясоедовской в сторону Прохоровской...
«Как Прохоровская называлась раньше? Да, Хворостина!» — вспомнил он и почему-то обрадовался.
Дом одиннадцать большой, четырехэтажный. Николай поднялся на второй этаж, постучал.
— Кто там? — послышался женский голос.
— Мне нужно видеть Эдуарда Ксаверьевича! — ответил Николай.
Дверь открылась на ширину цепочки, его внимательно оглядели, затем дверь закрылась и распахнулась совсем.
Николай вошел в полутемную, маленькую, тесно заставленную прихожую.
— Вы по какому вопросу? — спросила женщина, пытливо всматриваясь в его лицо. — Я Мария Трофимовна Лопатто.
— Гончаренко. Николай Гончаренко, — повторил он. — Мне нужен профессор по вопросу диссертации...
— Пройдите в кабинет, профессор обедает. — Она открыла перед ним дверь и ушла.
Это была крупная женщина с энергичными чертами лица и уже знакомой Николаю суровой складкой у рта.
Он очутился в небольшой комнате, служившей профессору кабинетом. Справа у двери стояла кровать, заправленная пледом. У стены пианино, в углу книжный шкаф, возле окна письменный стол. Стекол в окнах не было, видимо их выбило взрывной волной. Рамы забиты фанерой, одна из них приоткрыта, и в комнату проникает скупой свет. Николай взглянул на книги. Здесь были толстые фолианты с корешками, тисненными золотом, и книги совсем без переплетов. Соседствовали рядом тома Ломоносова и Дж. Дальтона, «Основы химии» Менделеева и «Органическая химия» П. Керрера. Книги, изданные на немецком, английском и польском языках. Были книги профессора Лопатто, одна — по вопросу производства серной кислоты, другая — о методе получения суперфосфата.
Над пианино висела старинная картина «Сборы на охоту», с очень мрачным передним планом и ярким, солнечным вторым...
— Это работа Мавлина, голландского живописца конца шестнадцатого века, — за его спиной сказал профессор. Говорил Лопатто, так же как и двигался, очень экономно и тихо.
Жестом профессор пригласил Николая садиться, занял кресло за столом, поправил очки с толстыми стеклами, провел согнутым пальцем по светлым, седеющим усам и выжидательно посмотрел на него своими серыми спокойно-внимательными глазами:
— Так на какую же тему, молодой человек, у вас диссертация?
Эдуард Ксаверьевич ЛОПАТТО.
Профессор, доктор химических наук. Активный участник борьбы группы Н. Гефта.
— Диссертация — это первое, что пришло мне в голову. Не хотелось волновать Марию Трофимовну. Я инженер-механик, дизелист, и очень далек, как вы понимаете, от проблем химии. Но меня взволновала судьба суперфосфатного завода, и мне казалось, что вы, профессор, не можете быть безучастны... Я решил пойти к вам и посоветоваться...
— Судьба завода мне неизвестна.
— Некий господин Чубук, представитель румынской фирмы, пытался арендовать суперфосфатный завод, но губернаторство запросило крупную взятку. Тогда возник вопрос о демонтаже и вывозе завода в Румынию, где предприятий такого масштаба нет вообще...
— В примарии шеф дирекции по промышленности — инженер Виноградский. Если убедить его в том, что демонтировать завод невозможно, а собрать на месте тем более, то...
— То наложит свою лапу «Решица», акционерное общество, оно растащит завод по частям, вывезет в Румынию котельное железо, свинец и цветные металлы.
— А если войти с предложением о пуске завода? Получить хотя бы небольшое количество серной кислоты для выработки медного купороса? Как вы думаете, это не соблазнит примарию? — Лопатто говорил тихо, так же, очевидно, он читал в аудитории, зная, что его слушают.
— Не знаю, насколько это предложение их заинтересует. Мне, как инженеру, известно очень ограниченное применение медного купороса. В гальванотехнике, в такелажных работах для пропитки дерева...
— Большинство чиновников губернаторства — помещики, они владеют крупными виноградниками и знают, что такое медный купорос. Это бордосская жидкость для борьбы с блек-ротом — гнилостным заболеванием винограда. Медный купорос — отличное средство против грибка большинства плодовых и овощных культур. А Румыния — страна аграрная...
— Я не знал о таком широком применении. В таком случае губернаторство должно ухватиться за это предложение.
— Завтра же я осмотрю завод и предприму необходимые шаги.
— Разрешите, профессор, зайти к вам еще раз? — Николай поднялся с кресла.
— Пожалуйста, — поднялся и Лопатто. — Простите, но не знаю вашего имени, отчества, фамилии...
— Николай Артурович Гончаренко. Хотелось бы, профессор, предупредить вас: остерегайтесь профессора Хайлова и господина Илинича... Последний проявляет особый интерес к вашей деятельности периода производства детонаторов и взрывчатки.
— Вряд ли меня можно упрекнуть в нелояльности, но... Власть на местах, — он иронически улыбнулся. — Спасибо за предупреждение. Вы, что же, Николай Артурович, общались с этими... господами?
— Нет. Однажды довелось встретиться. До свидания, Эдуард Ксаверьевич!
Лопатто вышел с ним в прихожую, открыл дверь.
«Профессор очень осторожный человек. Хорошо, что я воздержался от вопроса, что вертелся у меня на языке, — думал Николай, спускаясь с лестницы. — И все-таки чутье меня не обманывает, я уверен, что Лопатто пойдет на мое предложение и проблема взрывчатки будет решена».
По улице Хворостина он дошел до Большой Арнаутской и направился к Юле. В этот час она должна была быть дома.
— Наконец-то! — обрадовалась Юля, поднимаясь к нему навстречу. — Неужели ты не мог зайти раньше?
— Что-нибудь случилось?
— Разве Вера Иосифовна тебе не передавала, что вчера я была у вас, целый час ждала?..
— Я пришел поздно, мать уже спала, а утром рано ушла на рынок. Что произошло, Юля?
— Твое предположение оказалось верным: Берта Шрамм — осведомитель сигуранцы...
— Неужели она была на улице Бебеля?!
— Нет, Шрамм была на явочной квартире.
— Подробнее.
Юля рассказала все, что ей было известно из собственных наблюдений и со слов дворничихи Манефы.
— Так, говоришь, он букву «р» не выговаривает?
— Да, он грассирует.
— Как дворничиха назвала «архангела»?
— Фортунат Стратонович.
