1899
Казарапат
«Вот и вечер лампады зажег…»
Вот и вечер лампады зажег,
Чтобы ярко краснели лампады.
Видишь, вечер в мой дом не зашел.
Дом и сердце потёмкам не рады.
Все вернулись с полей и сейчас
Сели ужинать чинно и строго.
Где же ты, мой смельчак, весельчак?
Ах, как ярко краснеет дорога!
Сны людей горячи и красны.
Я одна. Где ты бродишь и стынешь?
Я бы видела красные сны,
Но мой сон — это ты, это ты лишь.
1900
Женева
«От жгучего горя сердце мертво…»
От жгучего горя сердце мертво,
И жизни моей иссяк родник.
Мои слёзы должны океаном стать, —
Только б скорби моей не узнала мать.
Я буду скитаться один в горах,
Буду биться о камни головой,
Суждено мне волчьей добычей стать,
Только пусть не узнает об этом мать.
1900
Цюрих
«Здороваюсь — молчишь. Ну, что ж…»
Здороваюсь — молчишь. Ну, что ж,
Я расстелюсь землей — иди же,
Лишь помни: ты во мне живешь
И нет тебя родней и ближе.
Черней скворчиного крыла
Глаза мои, они лишь средство
Суть отразить, как зеркала.
Так с чем сравню я темень сердца?
1900
«Эй, брат мой зеленый, весь мир тебе рад…»
Эй, брат мой зеленый, весь мир тебе рад,
С добром ты приходишь, зеленый мой брат.
Фиалки на склоне, и жук на ладони,
И жаворонок наступившего дня,
И солнце зеленое и золотое,
Все вместе: — Иди! — понукали меня.
Я ринулся в горы и думал: ужели
Вернулась листва к молодым деревам?
Деревья, ущелье, и речка в ущелье,
И травы, — о, как я завидовал вам!
Опять соловьи и сады безмятежны.
Садам, соловьям и расщелинам скал
Кричал я: — Вы те же, вы те же, вы те же! —
Но я-то — другой! Я иссох и устал.
Все горы, все кущи живыми остались,
Живей и новей их былая краса.
О, мне бы их участь! Печальный скиталец,
Шепчу: — Вы всё те же, поля и леса…
Эй, брат мой зеленый, ты явишься снова
С добром для людей, для полей и ветвей
И с нежною зеленью мха голубого
Для бедной и сирой могилы моей…
1902
Кахзван
«От суеты сокрылся я в пустыню…»
От суеты сокрылся я в пустыню.
Торжественная воцарилась ночь.
Душа изнемогла. Но я постигну
Премудрость ночи…
Этой ночью вновь
Проснулись звёзды и из мглы смотрели.
Души не стало.
Дивной новизны
Был миг исполнен — я не знал доселе,
Как много в этом мире тишины…
1902
«Грустная песня, бездомная птица…»
Грустная песня, бездомная птица,
Лучше б ты в сердце моём умерла:
Станешь скитаться, и рыскать, и биться,
Негде тебе успокоить крыла.
Глыбы нависли, душе угрожая,
Нет тебе места средь терний сухих,
Жизнь и страдание, всем ты чужая,
Птица, творящая песнь для глухих…
1902
«Слов изумруды, сновидений роскошь…»
Слов изумруды, сновидений роскошь,
Великая любовь твоей души
И поцелуи средь цветов возросших —
Пришли с весной и навсегда ушли.
Гнезда себе не свил ты, как иные,
Ты — птица бурь и сирота земли.
Пришли на время годы молодые,
Чуть побыли — и навсегда ушли.
Все, кто тебя любили и простили,
Иль умерли, или живут вдали.
Скиталец сирый, мыкайся в пустыне,
Шли мимо караваны и ушли.
Прислушайся во мгле осенней, темной.
Услышь, как сердце плачет тяжело.
В чужом краю ты — нищий лишь бездомный.
Всё, бывшее на миг, — навек ушло.
1904
«В закрытые двери, как ветер бездомный…»
В закрытые двери, как ветер бездомный,
Стучал я, но ты не открыла мне двери.
Я бросился в горы, я плакал, безумный,
О горе, как небо — о высохшем древе.
Я бился о скалы, и ведомо скалам,
Что я был свободен от помысла злого.
Я плачем ущелья потряс, как обвалом,
Но я не промолвил недоброго слова.
1904
«Шел бедуин[172], и в мираже песчаном…»
Шел бедуин, и в мираже песчаном
Тень девушки мелькнула перед ним.
Он весел был, а сделался печальным.
В тень девушки влюбился бедуин.
Его пустыня зноем истерзала,
От лютой жажды рот его иссох.
Он любит высоко и несказанно
И умирает, пав лицом в песок.
Забывшись невещественным и вечным
Глубоким сном, кто знает — сколько лет
Всё ищет он в пространстве бесконечном
Бессмертно грациозный силуэт…
1904
«Бледная осень в садах непогоды…»
Бледная осень в садах непогоды
Тихо играет — полна позолота
Музыки желтой и желтого пенья.
Будто бы птицы в пылу перелёта
Сбросили нежные белые перья, —
Призрачный снег оседает на горы.
В сердце истаяла нежность до срока,
Что ж, так бывало во все времена,
Нет ей возврата! За чашей вина
Помни об этом и плачь одиноко.
1922
«Раскачивая яхонты в ушах…»
Раскачивая яхонты в ушах,
Та девушка взошла на мост Риальто[173],
И волосы, словно река впотьмах,
Были черны, черны невероятно.
Двух черных солнц огонь неугасим —
Ее глаза чернели и сияли,
И легкий стан струился и скользил
Внутри цветастой и просторной шали.
Мой взгляд не вынес черного огня,
Потупился я в робости великой,
Когда она взглянула на меня
С неясной, вечно женственной улыбкой.
Мой — опыт мук, твой — опыт красоты,
Я не наивен, ты не виновата.
Такая ж чернобровая, как ты,
Как ты, смотрела на меня когда-то…
1925
