Игорь Нарский - Давид Юм

Основному ядру своей скептической концепции Юм остался верен до конца жизни, и это видно из его «Диалогов о естественной религии», над которыми он не переставал работать и размышлять до самых последних своих дней. Впрочем, несколько более «гибкая» поздняя позиция Юма была по сути дела заложена уже в «Трактате о человеческой природе», где он указывал, что «истинный скептик будет относиться с недоверием не только к своим философским убеждениям, но и к своим философским сомнениям» (19, т. 1, стр. 389). Это значит, что скептик (здесь это равняется: агностик) должен не только не отказываться от скептицизма, но «сохранять свой скептицизм во всех случаях жизни» (19, т. 1, стр. 386), расширять поле его применения, поднять на следующий, более высокий уровень, превратить в метаскептицизм!

От этого метаскептицизма Юма шел прямой путь к позитивизму, возобладавшему в разных вариантах в XIX в. в Англии, а в первой половине XX в. распространившемуся и во многих других капиталистических странах. Через Джона Стюарта Милля к Гарберту Спенсеру и Чарльзу Пирсону и далее к Бертрану Расселу шел этот путь.

Рассел заявлял, что взгляды Юма в некотором смысле являются в развитии философии тупиком; при попытках углубления и усовершенствования их «дальше идти невозможно» (48, стр. 678). Да, здесь можно согласиться с Расселом: далее по пути агностицизма, оставаясь агностиком, идти некуда. Уже два столетия буржуазная философия в Англии находится «под знаком Юма». В. И. Ленин указывал, что, например, «свою родословную Пирсон прямо ведет от Беркли и Юма» (11, стр. 47, ср. стр. 223). «Маху не приходит и в голову отрицать свое родство с Юмом», а «позитивистами и называют себя сторонники Юма» (11, стр. 163, 214).

Многие современные нам буржуазные историки философии безапелляционно признают, что Юм — прародитель неопозитивизма по крайней мере в двух конкретных моментах: феноменалистская трактовка процесса порождения идей впечатлениями подводит к принципу верификации, а проведение им демаркационной линии между фактами и отношениями идей намекает на принцип аналитичности логического познания (см. 96).

Линия агностицизма, как подчеркивает Ленин, неизбежно осуждает на колебания между материализмом и идеализмом. И поэтому в противоположность мнению Рассела следует сказать, что хотя философия Юма и есть «тупик», но выход из этого тупика существует, и заключается он в решительном и полном отказе от агностицизма и в переходе на открыто и последовательно признаваемые материалистические позиции.

Юмизм и позитивизм далеко еще не «вчерашний день», позитивисты рассуждают по общей для них формуле: пусть без Юма, но с его учением! Агностическая философия Юма была как бы впитана позитивизмом, который пытается приспосабливаться к новейшим теориям, учениям и веяниям и в то же время снова и снова возвращается к своим истокам. А позитивизм в виде «сциентизма», «структурализма» и «философии анализа» широко распространен в буржуазной философии и в 70-х годах XX в.

Связи философии Юма с позитивизмом, если их конкретизировать, оказываются очень многосторонними. Критика рационалистических философских систем, субъективистское истолкование понятий силы и субстанции, сведение задач науки к описанию и упорядочению ощущений — все это тесно роднит их друг с другом. Уже основатель позитивизма О. Конт повторил Юмову трактовку причинности, а Д. С. Милль воспроизвел воззрения Юма на понятия личности и материи. Миллевы «серии ощущений» — это новая вариация на тему «связок перцепций» Юма. Авенариус и Мах реализовали юмистский принцип растворения всех наук в психологии, поступив именно таким образом с физиологией и физикой. У Юма можно найти зачаточные формулировки верификационного критерия осмысленности, и это признали все основоположники неопозитивизма, в котором этот критерий есть начало всех начал. А. Эйнштейн в «Замечаниях к теории познания Рассела» пришел к выводу, что, читая Рассела, каждый как бы снова чувствует дух Юма. И этот дух на самом деле еще не исчез, он выступает во все новых обличьях и модификациях, ибо противники материализма видят в нем свое старое прибежище и последнюю надежду.

Но неверно полностью отождествлять горько сожалевшего о «недостатке необходимых опытов и явлений» действительного Давида Юма, имевшего и определенные исторические заслуги, с односторонним его образом, созданным в буржуазной историко-философской литературе. Тем более неверно отождествлять целиком его философию с «юмизмом» и позитивизмом, взявшими из нее все отрицательное, вплоть до тенденции к иррационализму в теории мышления. Современная нам буржуазная философия даже тогда, когда она по праву объявляет тех или иных мыслителей прошлого своими учителями и прародителями, делает их в результате фальшивых интерпретаций гораздо худшими, чем они были на самом деле, и вытравляет у них все то, что было действительно достойным и способствовало в былое время прогрессу.

Впервые публикуется на русском языке в переводе И. С. Нарского.

Пусть не выдвигают никаких претензий насчет того, что в этом томе, как и в предшествующем ему, столь часто говорится о бедствиях, порождаемых религиозными злоупотреблениями, но сравнительно мало говорится о тех благотворных последствиях, которые проистекают от истинного и подлинного благочестия. Надлежащая обязанность религии заключается в том, чтобы реформировать жизнь людей, очищать их сердца, содействовать [выполнению] всех моральных обязанностей и обеспечить послушание законам и гражданским властям. Пока она преследует эти полезные цели, ее действия при всей их огромной ценности осуществляются скромно и дискретно и они редко подпадают под компетенцию истории. И только извращенные ее виды, которые зажигают пламя раздора и интриг (faction), подстрекают к бунтарству и побуждают к мятежам, обращают на себя внимание историка. И поэтому те, кто пытается извлечь неблагоприятные для религии выводы из [фактов] применения ее во зло, о которых сообщают историки, совершают весьма большую и очевидную ошибку. Верно, что злоупотреблениям может быть подвержена всякая вещь, а лучшие из них — в особенности; но [фактов] благотворного воздействия религии в истории не отыскать. И чем более этот [религиозный] принцип чист и истинен, тем хуже его воздействие в тех анналах войн, политических акций и интриг, революций, беспорядков и потрясений, записать и передать которые последующим поколениям дело историка.