Николай Мельниченко - Ещё вчера…

Взирая на высоких людей и на высокие

предметы, придерживай картуз свой

за козырек.

Наш Главк располагался тогда в Хрустальном переулке – совсем рядом с Красной площадью, Мавзолеем и Василием Блаженным. Мне теперь довольно часто приходится там бывать, в основном по снабженческим вопросам. Кроме обычных представлений и "защиты" годовых заявок на оборудование и материалы для сварки, много визитов для "добычи" всяких необычных "эксклюзивов", как сказали бы теперь.

Здесь следует рассказать о якобы нормокомплекте – нашей машине "Фиалка". Это, по сути, моя старая машина для сварки на монтаже алюминия с измененной схемой стабилизации дуги. История у нее давняя. Когда-то в лаборатории у меня проходили практику несколько курсантов-электриков из ВИТКУ. Один из них – Дима Гуков – так пристрастился к проблемам сварки алюминия, что продолжал над ними работать, когда стал офицером, затем – кандидатом наук и преподавателем в училище. Наша с ним задача была – избавиться от старинного искрового генератора – осциллятора, обеспечить и поджигание, и устойчивую работу дуги только надежной электроникой, не создающей радиопомех.

Дима Гуков – скромный, чрезвычайно трудолюбивый и упорный мужик, в конце концов создал работоспособную схему (авторское свидетельство на нее, в котором Дима и меня сделал соавтором, было получено только в 1988 году). Но уже в 1983 году на нескольких постах в учебно-сварочном центре надежно работала эта схема. Поскольку у главка периодически возникала головная боль со сваркой алюминия на дальних объектах, то нам (ГС и заводу 122) и "забили" в план десяток машин "Фиалка". Проект мы сделали, завод по нему изготовил корпуса на одноосном шасси и установил основное оборудование. А дальше все застопорилось: родной Главвоенстрой "стал на уши" от нашей заявки на электронику. Нам нужны были специальные тиристоры, динисторы, конденсаторы и еще многое, которое не купишь в магАзине. "Хочете машину – давайте детали!", – с таким простеньким лозунгом я бродил по кабинетам строительного главка. Их обитатели глядели на меня как на инопланетянина. А я, добывая эксклюзивы, постигал методы московской военной бюрократии.

Однажды, почти случайно, я попал на совещание у одного из генералов. Он торопился, слушал доклады вполуха, совершенно не вникая в детали, имеющие важное значение. Решение по принципу "на городе бузина, а в Киеве дядько" было принято очень быстро, после чего генерал отбыл. Бедные люди, которым придется выполнять эти предначертания! С другой стороны я осваиваю простую истину: чем выше руководитель, тем большим верхоглядством он должен обладать, иначе можно просто утонуть в деталях…

В целом, по рассказам других, а не по собственным впечатлениям, – в высоких московских кабинетах властвует весьма наглый и грубый стиль обращения с "товарищами с мест". Даже весьма приличные на первый взгляд люди смотрят на твои руки: "А что ты принес, дорогой товарищ? А что я буду иметь лично, решая твой вопрос?"

Несколько знакомых офицеров Главка – из наших, из монтажников, ушедших в Центр на повышение. Они тоскуют по прошлой настоящей работе. Сейчас они служат "на подхвате": мотаются по всему Союзу по горящим объектам, чтобы потом "доложить" о делах командирам повыше. В длинных паузах – составляют отчеты, травят анекдоты в курилках и бродят по комнатам. Они и стают моими гидами в лабиринтах власти.

Я уже прошел со своими заявками многие кабинеты. Высокие начальники внимательно выслушивают полковника из провинции и посылают… Нет, не туда: столичная обходительность не позволяет, – посылают в следующий кабинет. Циркулировал таким образом я довольно долго…

– Да ну их всех, – спохватывается один из моих гидов. – Сходи к Нинели!

Нинель Николаевна Хохлова, миловидная женщина средних лет – рядовой сотрудник одного из отделов. Где-то я уже слышал эту фамилию, кажется, она была замужем за одним из "китов" патоновского ИЭС… НН встречает меня как старого знакомого: она откуда-то знает меня. Быстро, но детально разбирается с моей заявкой, отмечает позиции, которые не могут быть заменены, разбивает заявку по поставщикам и отдает в работу. Часа через два я забираю оформленные наряды на получение желанных электронных железяк…

Нинель связывает меня с майором из отдела фондов всего Министерства Обороны, который обитает в здании рядом. Майор подстать Нинель: мы быстренько оформляем наряд на сварочные дефициты, о которых я даже не мог мечтать, составляя годовые заявки.

Через недели две Нинель проводит у нас совещание на 122 Заводе, в том числе – по моим машинам. Я испытываю истинно эстетическое наслаждение, слушая как высокохудожественно и грамотно она "прикладывает фейсом об стол" начальника завода и моего "друга" – главного инженера! Слова не запомнить, а диктофона не было. Вот такой должен быть столичный класс!

Нинель и майор как-то примиряют меня с московскими порядками. Но еще больше я познаю столичную жизнь только вечером, когда я приезжаю в Строгино к Ружицким. Тамара собирает на стол, на который я уже водрузил свой любимый тираспольский коньяк. Жан служит в аппарате МВД, видит и знает очень много. Мы до глубокой ночи обмениваемся информацией, которую только сейчас иногда приоткрывает Пиманов в передаче "Совершенно секретно"…

Из проделок, оргий, махинаций, безудержного воровства Щелокова, Чурбанова, Галины Брежневой и других "руководящих" и приближенных к ним лиц, у нас вырисовывается безрадостная картина полного морального разложения и деградации верхушки, которая правит огромной страной.

Куда, к каким берегам она правит? К каким "зияющим вершинам", о которых нам неустанно врут газеты, радио и телевидение? Куда мы катимся? Что будет со страной?

Нет ответа… "Спасаемся" от злобы дня очень маленькими дозами, но – многократно, испытывая роскошь человеческого общения. Воистину:

…Больше всех радовались моему новому званию сын Сережа и брат жены – подполковник м/с Ружицкий Жанлис Федорович. До получения звания "полковник" сам Жан не дожил всего лишь несколько дней…