Между тем, как 2-й высокогорный батальон готовился пройти по Аксаутской долине, боевая разведывательная группа, обученная альпинизму, спешила вперед на разведку. Батальонный командир выставил предусмотрительно три офицерских дозора с двумя отрядами за Марухским перевалом и расположенным на востоке Кара-Кайским массивом, чтобы разведать возможные подъемы и подходы к перевалу и своевременно, опередив Советы, занять их.
Уже 26 августа, после обеда, средний дозор К., приближавшийся к Кара-Кайскому гребню, неожиданно наткнулся на русских. После ожесточенной схватки, дозорный отряд отступил перед превосходящим в силе врагом на север и доложил о встрече с противником. Майор Бауэр, собиравшийся с 3-й ротой по возможности быстрее достичь верхней точки Аксаутской долины и получивший это известие, узнал, что враг на правом фланге опередил батальон и его намерения...
...За первый день наступления полк продвинулся на 10—15 километров. Используя ночное время, второй отряд продолжал наступление и к утру 29 августа завязал встречный бой с передовым отрядом немецких частей альпийской дивизии “Эдельвейс”, на рубеже восточное горы Кара-Кая. В течение дня передовой отряд противника был полностью разгромлен. Были взяты пленные, захвачено снаряжение и продовольствие.
В этот день чуть не погиб Малюгин. Спасла хитрость. В ходе боя он очутился на леднике, прямо на виду у пулеметчика противника. С ним шли два сапера, но они отстали и только начали подъем на ледник,– от внезапных пулеметных очередей столбы ледяной пыли поднялись справа и слева. Мгновение – и пулеметная очередь скосила бы инженера. Тогда он нелепо взмахнул руками и упал в небрежной позе, успев крикнуть саперам:
– Назад!
Коченея от холода, Малюгин краем глаза видел, что фашист, довольный работой, через несколько минут поднял голову и закурил. Инженер, камнем скатился вниз, а фашист припал к пулемету, но поздно: еще раньше снизу раздался выстрел и каска фашиста покатилась по снежнику.
– Спасибо, братцы, что не полезли спасать меня, – сказал Малюгин, отдышавшись, – очень боялся, что он перестреляет вас.
– А мы видели, что вы притворились, товарищ лейтенант. И только за фрицем смотрели, чтобы он показался над пулеметом...
Наступила ночь. Немцы использовали темноту, чтобы поближе подобраться к нашим позициям. Стрельба стихла и наступила тревожная тишина, падал все более густевший мокрый снег. Остаток полка расположился на плато. Кто-то забылся тяжелым сном, кто-то непрерывно ворочается, прячась в камнях от холода.
На ногах у молодого офицера, дежурного по КП полка, хромовые сапоги, которые в Сухуми казались верхом изящества п надежности, а здесь проклинаются. Офицер вглядывается в темноту и замечает сквозь мутную пелену снега шевелящиеся фигуры впереди. Почему же молчит пулемет, в секторе которого ползут немцы?
Офицер быстро ползет к пулемету и дергает бойца за шинель:
– Спишь ты, что ли? Эй!
Боец неподвижен. Кулаки сжаты, голова лежит на диске. Видимо, уснул и замерз навсегда. С трудом оторвав его от пулемета, офицер дает длинную очередь. Фигуры впереди замирают, потом подстегиваемые еще и соседним пулеметчиком, откатываются назад.
– В чем дело, Сережа? – слышит офицер голос друга, Михаила Окунева.
Передав оружие второму номеру, проснувшемуся от стрельбы, офицер рассказывает о смерти пулеметчика и еще двух саперов.
– Как нарочно лучшие люди гибнут,– со злостью говорит Сергей Малюгин.
– Это потому,– откликается Михаил,– что прохвосты стараются в пекло не попадать.
– Если бы пекло,– ворчит Сергей, поеживаясь от холода. Ноги в хромовых сапогах совсем закоченели и он постукивает ими друг о друга.
– А ты не злись. Холод злых любит... Держи махорку – последняя...
– На Теберду теперь не попадем, – говорит Сергей, закуривая. – Тут застрянем,
– Нам лишь бы перевал удержать. Лишь бы патронов хватило, да что-нибудь потеплее надеть, да хоть немного сухарей, селедки и сахару... Ну, ладно. Продолжай дежурство, а я вздремну малость...
Михаил зябко заворачивается в шинель, а Сергей идет дальше. Чертовский все же холод. Надо двигаться и двигаться, в этом спасение, а сил все меньше и меньше. Вся надежда на молодой организм и закалку...
В последующие дни отряд вел бои с двумя батальонами одного из полков альпийской дивизии и продвинулся в общей сложности еще на 5—10 километров, а 31 августа наше наступление было приостановлено на подступах к высотам превосходящими силами противника.
Первый отряд за все последующие дни боевых действий не продвигался вперед и продолжал прикрытие левого фланга главных сил полка.
В четырехдневных кровопролитных боях полк понес большие потери. Вышли боеприпасы, не было продовольствия, воды, топлива, наступившие холода вызвали массовые заболевания. Боеспособность подразделений резко падала, а на пути к цели развернулись главные силы дивизии противника, угрожая окружением. В этих условиях полковник Абрамов разрешил отход полка за Марухский перевал.
В ночь с 31 августа на 1 сентября, оторвавшись от противника, части полка обоих отрядов начали отход, завершив его ночью 2 сентября 1942 года.
Некоторые бойцы настолько ослабли, что пришлось их эвакуировать на палатках медицинской роты. Штаб и командование полка отошли последними, исключая группу прикрытия.
Цель, поставленная командованием полку, была выполнена не полностью. Сложилась явно невыгодная обстановка для защитников Марухского перевала. Однако поход в сторону Клухорского перевала сковал значительные силы противника п нанес им ощутимый урон. Вот почему командир 49-го горнострелкового корпуса немцев срочно затребовал от своего командования подкрепления, чтобы восполнить потери.
Алекс Бухнер говорит об этих днях следующее: “...Так как противник на северо-восточном крае Марухского ледника сначала не проявлял никаких намерений к бою, высокогорный батальон внизу Аксаутской долины (после того, как собственная планомерная атака стала неизбежной), лелеял мысль взять Марухский перевал благодаря обходу вражеского восточного крыла. В спешном порядке решался вопрос о том, чтобы провести в высокогорной, тяжелой по природным условиям местности, разведку и основную рекогносцировку, после чего выработать точный план нападения. Для этой индивидуальной разведки выступил рано утром 27 августа командир батальона и поднялся по Аксаутскому леднику к Марухской вершине, севернее Марух-Баши. Здесь встретился он с дозором Д., который объяснил ему причину своего молчания тем, что отказал радиоаппарат. Враз еще сюда не вступил. От скалистой вершины простирался прекрасный вид на Марухский перевал, на котором кишели Советы.
