Яков Филиппович Еременко встретил нас любезно, ввел меня в обстановку, а она, судя по его рассказу, была неутешительной. Фашисты занимали более половины острова и уже успели хорошо окопаться. Противник сумел переправить сюда не только пехотные подразделения, но и артиллерию - до двух дивизионов. Все орудия он поставил на прямую наводку.
Еременко проинформировал меня о том, что завтра утром 116-я стрелковая дивизия будет снова атаковать противника с задачей сбросить его в Днепр. В боевых порядках дивизии наш батальон должен был действовать на ее левом фланге. Узнав, что почти половину батальона составляют солдаты из пополнения, еще не побывавшие под огнем, комдив расстроился. В эти дни он до конца понял, что такое боевой опыт, почувствовал, что человек, прошедший испытание огнем, стоит двух, а то и трех новобранцев. Полковник Еременко приказал под покровом ночной темноты подтянуть артиллерию ближе к боевым порядкам подразделений, которые утром пойдут в атаку, а орудия прямой наводки выкатить непосредственно в цепи атакующих. Полковник сокрушался, что командование армии не может помочь ему "огоньком". "Фашисты смолят нас почем зря из дальнобойных. А подавить их батареи нечем". Мы посочувствовали ему, но ведь от сочувствия мало проку, им не заменишь пушек, которых у нас тогда было мало.
Формально мы не подчинялись комдиву, не командовали и батальоном, но не хотелось быть сторонними наблюдателями, и потому я сказал полковнику, чтобы он рассчитывал на нас, что мы проконтролируем действия батальона и сделаем все зависящее, чтобы он выполнил поставленную задачу. К этому времени саперы уже оборудовали запасной НП батальона, туда мы и направились. Отсюда поддерживалась устойчивая связь и с комбатом, г с генералом Куликовым, и даже со штабом армии. Мы понимали, что к островку под Черкассами сейчас приковано внимание армейского командования.
Проверив готовность батальона к завтрашнему бою и убедившись, что комбат сделал все необходимое, в первом часу ночи мы улеглись на соломе и тотчас же заснули мертвым сном. Я проснулся, когда часы показывали четыре. Дабы не мешать другим, тихо вылез из блиндажа на свежий воздух. Ночь стояла звездная, тихая. В бинокль, с которым никогда не расставался, стал вглядываться в темень, туда, где находились наши окопы. Оттуда доносились приглушенные звуки, там бойцы уже просыпались и готовились к предстоящему бою. О чем они думают, эти вологодские и вятские парни, перед своим первым в жизни боем? Мне было известно, что солдаты маршевого батальона призваны из этих мест. По своему опыту знал, какое нравственное напряжение, точнее, нравственные муки испытывает человек накануне первого боя. Ему кажется - даже не кажется, а он абсолютно уверен, - что его непременно убьют, что рассвет, который скоро наступит, будет последним в его жизни. И этот страх парализует волю, делает человека беззащитным. Так или иначе все это испытывает, видимо, каждый фронтовик, и важно, чтобы это состояние прошло быстрее и не так болезненно. Что для этого надо? Я задал мысленно себе этот вопрос и тут же на него ответил. Надо, чтобы перед первым боем рядом с новичком был опытный, прошедший огонь войны человек. И мне захотелось сейчас же, сию же минуту оказаться среди солдат, впервые сегодняшним утром идущих в атаку. Нет, конечно, я ее считал себя героем, которого можно взять за образец, но мне не раз приходилось ходить в атаку, ну хотя бы несколько дней назад, вместе с полковником Бардадиным. Там, под Черкассами, воздух был начинен свинцом, казалось, со всех сторон на нас летели сотни смертей. И тем не менее мы живые и невредимые. Нет, не каждая пуля убивает, не каждый идущий в атаку обречен. Надо верить в свою звезду и не робеть.
Примерно это я говорил красноармейцам, обходя минут через двадцать траншеи и блиндажи в сопровождений комбата. Я говорил им и о том, что в атаке главное - быстрее добежать до врага и прикончить его. Не прикончишь ты его, он прикончит тебя. Все предельно просто, как и вся солдатская наука. Разумеется, я говорил это между прочим, не превращая душевный разговор в беседу. Когда до начала атаки остается два часа, не до продолжительных бесед. Здесь важнее простое товарищеское слово. Оно поможет идти в бой с легким сердцем. Пойдешь с тяжелой думой, с робостью - считай, что все пропало.
Однако надо было возвращаться на НП. Начальнику штаба дивизии лишь в чрезвычайных обстоятельствах можно идти в цепи атакующих. У него другие задачи: на войне каждый делает свое дело, образно говоря, каждый играет на своем инструменте. Только в этом случае звучит стройно оркестр и приходит победа. Хотя скажу честно: в тот момент мне очень не хотелось уходить, очень хотелось остаться с бойцами. Правда, успокаивало то, что рядом с необстрелянными воинами в атаку пойдут опытные командиры и красноармейцы, коммунисты и комсомольцы, которых мы умело распределили по подразделениям.
На НП вернулся вовремя. Солнце уже взошло и разгоняло висевшие над островком клочья тумана, приползшего с Днепра. Вскоре ударили наши орудия. К сожалению, голос их был не особенно впечатляющ: артиллерии у нас было не густо. Из-за реки ответили немецкие дальнобойки. Дуэль продолжалась недолго. Внезапно все смолкло. В небе вспыхнула гроздь ракет, извещая о начале атаки. Коммунисты, вперед! - донеслось до нас. Потом другие голоса повторили призыв.
На бруствере окопа появилась одна фигура - командира, затем другая, третья... И вот уже образовалась цепь. Она быстро росла, все быстрее и быстрее устремлялась к немецким окопам.
По атакующим ударили пулеметы, часто начали рваться мины. Тем не менее атакующие упрямо шли вперед. Из тех троих, что первыми, как я заметил, выскочили из окопа, шел уже один, двое других, скошенные пулями, остались неподвижно лежать на еще не просохшей от тумана земле. Но на их место уже встали другие... До траншей врага оставалось 50, 40, 30 метров... Еще рывок и вот наши бойцы уже в немецких траншеях, орудуют штыками, прикладами, лопатами, чем ни попади. Еще раз убедились мы, что пуще смерти фашисты боятся рукопашной. Из окопов в беспорядке выскочили около сотни солдат и ринулись к леску, расположенному в западной части Королевица. Все это, конечно, не входило в расчеты немецкого командования. На помощь немецкой пехоте, выбитой из окопов нашей контратакой, пришла артиллерия и авиация. Из районов Сосновки, Дахновки и пригорода Черкасс по батальону открыли огонь более, десятка орудий и минометов. В небе появились "юнкерсы" и основательно обработали первую линию окопов, где теперь хозяйничали наши бойцы. Не успели улететь фашистские бомбардировщики, как гитлеровская пехота поднялась в контратаку. Фашисты, видимо, имели строжайший приказ: удержать занимаемые позиции любой ценой.
