в Арктику. Некоторые из них обманывали настоящих мореплавателей, посвящавших всю свою жизнь поиску придуманных чудес и терявших на этом свои состояния. Подобная традиция длилась веками. Капитана Кука возмутили украшательства его отчетов о путешествиях, которыми их дополнили при подготовке в печать. Первые проникновения в Новую Гвинею в конце 19-го века вдохновили чрезвычайно реалистичных Мюнхгаузенов. Даже сегодня лишь несколько писателей о путешествиях могут поставить свою честь на кон, утверждая, что пишут чистую правду. Фальшь была частью жизни исследователя. Я не имею в виду, что они обязательно лгали – хотя и Колумб, и Веспуччи, подозреваю, были врожденными и патологическими врунами. Выдумки, в которые вы искренне верите – не ложь, когда вы рассказываете их другим людям.
Отчасти поэтому карьера Веспуччи породила наиболее проблематичные нарративы во всей истории этого лукавого жанра. Историки трактовали их как некие манускрипты теологического характера, извлекая те отрывки, которые подтверждали их собственные тезисы и давали право поставить печать аутентичности, и отбрасывая другие куски как подделки. Мы можем извлечь пользу из документов, если начнем понимать, что ничто из написанного Веспуччи – это касается и других заинтересованных в своих произведениях авторов, включая меня – не является священным, чистым или свободным от требований момента. Искажения начались, когда Америго первый раз обмакнул перо в чернила.
Некоторые источники искажений являются общими для текстов исследователей того времени и хорошо иллюстрируются случаем Колумба. Среди них подтасовки рекламного свойства, обусловленные необходимостью рекрутировать наемников, а также находить финансовую помощь и политическую поддержку. Другие искажения или сказочные планы объясняются желанием преувеличить собственное значение, ибо почти каждый, кто готов был принять все риски, связанные с жизнью мореплавателя, шел на это из желания повысить свой статус, добиться богатства или стяжать славу. Часть написанного объяснялась поисками награды – особенно это касалось тех, кто состоял на службе у португальской или кастильской короны; их отчеты были также и probanzas (доказательствами) заслуг, на основе которых принимались решения о королевском патронаже, – примерно так, как современные фрилансеры расхваливают себя перед менеджерами более высокого уровня. И, конечно, литературные условности сильно влияли на авторов, сталкивавшихся с не имевшими аналогов открытиями. Авторов нельзя назвать нечестными, просто они пребывали в изумлении. Веспуччи и Колумб похожим образом пытались наполнить смыслом неожиданные миры, на которые они наткнулись, и… обращались за помощью к традиции. Наконец, каждый исследователь имел как свои цели, так и навязчивые идеи. Колумб стремился показать себя фигурой рыцарской стати, естественного благородства, божественным назначенцем и инструментом Провидения. Цель Веспуччи была более светской, более практичной и скромной, но она не менее мощно проявлялась в его текстах. Он хотел представить себя в виде мага, связанного с силами природы, с претензией на длительную славу.
Не приходится удивляться, что искажения укрупнялись по мере написания, так же как аппетит возрастает в процессе еды. В широком смысле отчеты Веспуччи о его путешествиях с течением времени всё дальше уходили от реальности. Я не хочу подвергать его какой-то особенной критике, ибо сказанное выше справедливо и в отношении Колумба и, без сомнения, других, менее знаменитых мореплавателей. По мере того как множились обиды Колумба, он становился всё более резким и неубедительным в своих утверждениях. Чем более разочаровывал его мир, тем глубже он погружался в свои мессианские иллюзии и космографические таблицы с религиозной окраской. До некоторой степени тексты Эрнана Кортеса следуют тому же образцу. Последний начал захват Мексики с чисто мирским мышлением и закончил в состоянии лихорадочного возбуждения, мечтая основать в Новом Свете церковь по апостолическим лекалам, дабы вытравить из нее зло христианства Старого Света.
В одном ключевом аспекте тексты Веспуччи отличаются от текстов Колумба и Кортеса: он написал не так много, – или, быть может, немногое из написанного сохранилось – в то время как Колумба отличала вербальная невоздержанность. Его неудержимая болтливость утомляла корреспондентов, а Кортес был плодовитым писателем и почитал себя обязанным снабдить короля и читающую публику детальными описаниями своих деяний. Веспуччи по сравнению с ними оставил огорчительно мало. Тексты, опубликованные при его жизни, были, очевидно, чересчур романтизированы – но кем?
Даже с учетом редакторских правок, нужно признать, что Веспуччи сам во многом ответственен за тот разрыв, что образовался между его реальным опытом и повествованием, которое он благословил. Он жаждал славы и хотел ее гарантировать, подправляя свои отчеты. Уместно вспомнить известный анекдот об Уинстоне Черчилле, который на вопрос, ждет ли он, что история будет вспоминать о нем по-доброму, ответил утвердительно, ибо «сам намерен участвовать в ее написании». В безусловно подлинном рукописном письме Веспуччи признается в намерении описать свои приключения для последующего их опубликования: «Все самые примечательные события, случившиеся со мной в этом путешествии, я собрал в одну небольшую книгу, потому что когда у меня выпадет свободное время, я смогу посвятить его тому, чтобы оставить по себе некоторую славу после смерти» [212]. Он добавил, что передал единственный экземпляр книги королю Португалии. Эта работа, если она вообще существовала, не сохранилась, но слова Веспуччи ясно показывают его мотив. Это такой мотив, который оставляет в душе отметины.
Сохранилось только шесть отчетов о вояжах Америго, написанных его рукой или от его имени, что затрудняет критическую оценку их подлинности, ибо для сравнительного анализа использованных образов, словаря и особенностей стиля недостаточно данных. Но и здесь можно выделить три раздела его эпистолярного, в широком смысле, наследия.
ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ
Рукописные отчеты
Два письменных отчета Веспуччи о его плаваниях сохранились вместе с кратким резюме о том, что он во время путешествия узнал об экспедиции конкурента. Еще три отчета были написаны в период между июлем 1500 года – дата, проставленная на первом документе, и летом 1502 года, когда, как можно судить на основании косвенных свидетельств, был написан третий недатированный документ. Ни один из этих документов, насколько нам известно, не был написан рукой Веспуччи; но все – переписчиками, имевшими свой «законный» интерес в этом материале, коммерческий или дипломатический, и не имевшими известных нам причин модифицировать, приукрашивать или цензурировать эти документы. Первый документ сохранился не менее чем в шести практически идентичных копиях, а третий – в двух, тоже почти идентичных. Эти многочисленные копии говорят о происхождении из общего источника и служат гарантией приблизительной точности текстов. Кроме того, письмо, известное как Фрагмент Ридольфи по имени ученого, обнаружившего его в 1937 году, которое Веспуччи написал в защиту содержания своих отчетов, подтверждает многие моменты в этих текстах. Фрагмент Ридольфи, в котором он дает отпор критикам, существует только в одной копии, и также написан не рукой Америго, но поскольку содержание
