В теологии Пьер д’Альи отклоняется от оккамовского решения вопроса о соотношении божественного предвидения, с одной стороны, и случайного в человеческих поступках — с другой, и предлагает собственную точку зрения. Она состоит в том, что предвидимое богом осуществляется в силу неизменности (immutabilitas), а не неизбежности предвидения (necessitate inevitabilitas) (28, 1, 42). Под покровом теологической терминологии епископ предлагает принципиально разграничить категории «неизбежность» и «неизменность» (в смысле регулярной повторяемости).
В гносеологии Пьер д’Альи исходит из того, что наиболее высокая степень достоверности присуща не чувственному познанию, но самопознанию, а также базисным рациональным принципам и логическим следствиям из них. Чувственное познание, по его мнению, отмечено печатью условности, весьма низкой степенью вероятности. Даже если произойдет внезапное радикальное изменение в законах окружающей нас физической среды, это ни в коей мере не поколеблет достоверности самопознания. Достоверность же опытного знания, согласно епископу, не может быть полной и неявно связывается нами с привычным течением устойчивого порядка природы.
Гносеологический язык Пьера д’Альи, хотя и сохраняет в целом верность оккамистским традициям, допускает тем не менее отдельные реалистически окрашенные философские термины — такие, например, как notiones aeternae (вечные понятия), mundus idealis (мир в идее), mundus intellectualis (мир в интеллекте) и др. К числу терминологических предвосхищений Декарта относится, например, термин lumen naturale (естественный свет разума), который используется епископом при обсуждении вопроса о соотношении философии и теологии (102, 4, 104). С точки зрения естественного света разума нельзя принять, например, догмат о триединстве, поскольку никакая вещь не может быть сразу тремя вещами (97, d. I, q. 5, М). «Естественный свет разума» предопределяет разграничительную линию между философией и теологией, так что если первая совместима со здравым смыслом, то вторая, напротив, несовместима с ним.
В семиотике Пьер д’Альи приписывал употребление сложных знаков или составных концептов не только человеку, но и высшим животным (102, 4, 104). В теории значения епископ обращает внимание на существование имен, не обозначающих какой-либо вещи, т. е. на так называемые незначащие имена (например, «химера»). Специально различается объектальное обозначение (significatio obiectiva) и формальное обозначение (significatio formalis). Объектально обозначать что-нибудь — это то же самое, что указывать на существование чего-либо в познании. Формально обозначить что-либо — значит указывать на материальный объект познания (там же, 114). Употребление понятия формального обозначения было частичным уклонением от оккамизма в сторону терминологического компромисса со скотизмом. Особо говорится о знаках, могущих выступать лишь в служебной функции. Такие знаки по своей собственной природе ничего не обозначают, однако могут быть приложением имен, стоящих в именительном падеже. Например, в выражении «некоторые предметы» в роли лишь служебной функции выступает слово «некоторые» (разновидность синкатегоремы).
В теории истины Пьер д’Альи выставил положение, что истину и ложь следует относить не к предложению, а к суждению (propositio mentalis). Епископ отбросил аристотелевский (принимаемый также у Оккама) истинностный критерий, заявив: «Суждение не потому истинно или ложно, что обозначает истину или ложь во внешнем мире» (там же, 112). Взамен этого критерия Пьер д’Альи, предвосхищая Беркли, видел возможность отличения истины от лжи на базе дистинкции между индивидуальным и коллективным восприятием и на основе частичного допущения неоплатонической методологии. Предложение как искусственный знак может, однако, обозначать истину или ложь, если ему соответствует выражающее истину или ложь суждение (там же, 134). Например, знак р можно рассматривать как обозначающий истину, если он есть сокращение для суждения о том, что пространство делимо. Аналогично знак q можно рассматривать как обозначение лжи, если он есть, например, сокращение для суждения о том, что число «восемь» нечетное.
В теории суппозиций Пьер д’Альи, следуя Оккаму, полагает, что понятие материальной суппозиции имеет смысл применять только к произнесенным либо записанным терминам (там же, 182). Слово для него есть особого рода материальный предмет, порождающий колебания воздуха. В целом философские взгляды Пьера д’Альи выглядят попыткой синтеза оккамовского номинализма с субъективизмом и неоплатонизмом, типичной для позднего, ставшего в основном консервативным оккамизма. В эпоху Возрождения Пьер д’Альи подвергся резким сатирическим выпадам со стороны Франсуа Рабле; критические высказывания «поручаются» Панургу (37, 221 и 368). Естественно, у Рабле не было желания в деталях ознакомиться с семиотикой и теоретической грамматикой своего времени, так что не будем требовать от него отличения оккамизма от существенно консервативных реалистических доктрин.
Другом и учеником Пьера д’Альи был известный оккамист Жан Шарлье (ум. в 1429 г.), иногда именуемый также Иоанном Герсоном. Он родился в деревушке Герсон, вблизи от Реймса, ныне департамент Арденны. Вершиной его научно-административной карьеры был пост ректора Парижского университета. В политике и теологии он следовал за своим другом. Ж. Шарлье мы обнаруживаем среди судей Яна Гуса на Констанцском соборе 1415 г. Он конфликтовал также с герцогом Бургундским, обвинив его в «ненужном» политическом убийстве герцога Орлеанского. «Труды» Шарлье публиковались, в частности, в 1483 г. в Кёльне, в 1521 г. — в Париже и в 1706 г. — в Антверпене (69). Среди его философских сочинений выделяется трактат «О согласии метафизики с логикой». Задолго до Локка Шарлье сформулировал концепцию (начатки которой, впрочем, были еще в античности) и употреблял сам термин tabula rasa (души как чистой доски в момент начала познания) (102, 4, 143).
К логике относится сочинение Шарлье «О понятиях». Он работал также в области теоретической грамматики и семиотики, рассматривая фундаментальную проблему о способах обозначения (de modis significandi). Шарлье исходит из подразделения философии на реальную (philosophia realis) и словесную (philosophia sermocinalis) (там же, 142). В первую он зачисляет метафизику, физику и психологию, во вторую — грамматику, логику и риторику. Развивая эту дистинкцию, он полагал, что значение в словесной философии понимается существенно по-иному, чем в философии реальной, и что, в частности, метафизическое значение обязательно сопряжено с анализом трансценденталий.
В число трансценденталий схоластики Шарлье зачисляет следующие категории: res (вещное), ens (сущее), bonum (благое), aliquid (нечтостное), verum (истинное), unum (единое). Такое подразделение было особенно типичным для скотистов. Те же категории в объективно-идеалистическом плане анализировались томистами. Разум (ratio) Шарлье определяет как такую познавательную силу души, которая не нуждается ни в каких орудиях для своего действия (69, 11). Над разумом он, отклоняясь от оккамизма в мистицизм, помещает интуицию (intelligentia), которая якобы непосредственно схватывает сущность предметов. Такая трактовка термина «интеллигенция» была явной ревизией терминологии Аделарда Батского (ок. 1090 — после 1160), понимавшего ratio в смысле рассудка, a intelligentia в смысле разума.
