29 сентября 1879. Суббота
Положительно, скука и пустота здесь, в России. Встал теперь ночью с 30 на 31–е октября, чтобы продолжать дневник; не пишется. Вспомнился мотив одной песенки Я. Д. [Якова Дмитриевича]. Пахнуло Японией: там мои привязанности, там моя работа: и теперь встал в 3 часа — бессознательно природа будит на дело в Японии, а какое дело здесь? Одно в настоящую минуту — лечь опять и заснуть.
С.-Петербург
28 октября 1879. Воскресенье
Ночью с субботы на воскресенье прибыл в Петербург. Поезд запоздал. Вечером в вагоне — черкес с рассказами об обвалах на Кавказе; грубость выпившего железнодорожника. Андрей рассказал, между прочим, что были два раза из Новодевичьего монастыря. На столе нашел, в числе других записку К. П. [Константина Петровича] Победоносцева о С. [Сергее] Рачинском.
В воскресенье к обедне отправился в Новодевичий монастырь. Жаль, что не был извещен об имеющемся на этот день диспуте на Магистра в Д. [Духовной] Академии — Болотова. Из монастыря заехал к Путятину.
29 октября 1879. Понедельник
Утром — у А. Гр. [Андрея Григорьевича] Ильинского. К Министру финансов послано официально от Обер–прокурора о необ… [продолжения записи не сохранилось.]
12 ноября 1879. Понедельник
Ночевал в Петергофе, у П. А. Благовещенского, в бывшем кабинете Н. А. Булгакова, ныне комнате его дочери Анны, воспитывающейся в Смольном. Утром П. А., несмотря на то, что вчера проговорили до 4–го часа ночи, озаботился встать раньше меня, чтобы напоить меня чаем; говорил, что дочь — маленькая Варя (9–ти лет), ночью в 5–м часу, пробудившись, спрашивала про меня, — боялась, чтобы я не уехал — без свидания с ней. Но утром проспала, и уехал я не видавшись с ней. Милая идиллия! Отец и мать — Елена Павловна — такие добрые и радушные; детки — вчерашние — Булгаков Коля и Сережа Благовещенский, рукоплескавшие, когда услышали, что я приехал в Петербург, и так неохотно вчера уехавшие в гимназию. — Сережа — все отговорки представлял, чтобы остаться дома, хотя и безуспешно, и поминутно карабкался на диван, чтобы взглянуть на часы и сказать «еще рано», — что за милое семейство! Бог наградит их за их доброту и чисто родственное радушие!
Что за добрые люди в России, и так хотелось бы. чтобы они вечно–вечно были счастливы! Но — мимо светлые явления мирных, тихих уголков! Не для нас они. — бесприютным путникам жизни нельзя долго останавливаться в теплых номерах гостиницы, — расплачиваться нечем будет.
Заехал с железной дороги к А. Гр. [Андрею Григорьевичу] Ильинскому — не мог видеться, — отправлял мать на московскую чугунку. Дома застал письмо от Ив. Ив. [Ивана Ивановича] Демкина, — ответил по городской почте, что буду завтра у Суздальцевых, и карточку Я. А. [Якова Аполлоновича] Гильтебрандта с устным, чрез Андрея, наказом — известить, когда буду дома; написал, что в среду до 4–х часов; хворал потом — расстройством желудка; что за притча — не знаю; неделя уже, как желудок страшно расстроен; неудобно для подвижной жизни.
В 5–м часу, согласно предварительному обещанию, отправился к В. Я. [Василию Яковлевичу] Михайловскому, протоиерею Спасо–Бочаринской Церкви на Выборгской. В первый раз вечером проезжал Литейным мостом. Электрическое освещение — великолепно. Но на мосту — страшная давка; должно быть, скоро найдут нужду построить еще мост. У В. Я. [Василия Яковлевича] — видно, что к обеду готовились; не может быть, чтобы ежедневно у него была такая роскошь, — рябчики, вина и проч. — на славу. За столом познакомился с дочерьми — Олей и Аней, — которых видел когда–то маленькими девочками, — теперь почти невестами — старшая живая и веселая, младшая тихая и задумчивая, без улыбки; обе гимназистки, знатоки языков — немецкого — от матери–немки, французского и даже английского. После обеда они тотчас же ушли заниматься с пришедшей учительницей. Мы с В. Я. — в кабинете получили послание от неких Морозовых — девиц со вложением 100 руб. на Японскую Миссию. Решили — справить на них утварь, с надписью жертвовательниц. Во время письменного ответа о сем пришел какой–то богач, которого В. Я. предварительно зазвал для знакомства со мной, потом староста его Церкви. Я вышел в крестах по совету В. Я., и целый вечер проговорили о Японской Церкви. Богач расспрашивал весьма разумно. На прощание сказал — «посмотрим»; мы с В. Я. заключили, что бы стоило такому человеку — одному — взять на себя построение храма или женского училища. В. Я., между прочим, рассказывал, какую проповедь он вчера сказал на ранней и поздней обедне, — оба раза об Японской Миссии. Порядок проповеди — точь–в-точь, как в Миссии. Сторож выносит ему епитрахиль и камилавку, а он еще не знает, о чем будет говорить. Крестится и выходит, а народ придвигается к амвону. Мелькает мысль об Японии, и он начинает: «Спаситель молился, чтобы все было едино, — и послал на проповедь: тогда было малое стадо, но — Слово Спасителя разрастается в дело»… Плач ребенка заставил его остановиться, и он позвал сторожа, чтобы отвести бабу в паперть, до времени причастия. Заговорил потом об Яп. Миссии — и результатом проповеди было — тотчас же после нее — сбор 60 руб.; потом старуха принесла собранных 60 руб.; потом еще старушка из богадельни принесла собранных по койкам в богадельне 6 руб. — В числе собранных — огородник–мужик, отправляясь домой, занес В. Я–чу рубль на Миссию; а инвалид–артиллерист принес 1 рубль и попросил прочитать письмо, писанное когда–то Виссарионом Авано — (преплохое письмо). Еще сегодня — 100 руб., от Морозовых — итого 226 руб. — Боже, что за добрые христиане русские! Но не пробужден дух сочувствия Миссиям — не знают! Если бы так хоть половина священников русских поступила, как поступил В. Яковлевич, то, конечно, миллион собран был бы на Миссию, — и это без ущерба России, а, напротив, с пользою — для возбуждения религиозного чувства. Но не знают и священники, как именно возбуждать дух благочестия! Придет лучшее время, восстанут люди живого религиозного чувства, тогда не то будет, что теперь! Мы с того света порадуемся!
13 ноября 1879. Вторник
Утром пришел Д. Д. [Дмитрий Дмитриевич] Смирнов, чтобы в 10 часов отправиться вместе к ректору Академии Художеств. Федору Ив. Иордану, с которым возобновлено было знакомство 9–го ноября, в пятницу, в Новодевичьем монастыре, на именинах Игуменьи Евстолии, и который вместе с его супругой Варварой Александровной пригласил к себе в этот вторник, в 11 часов, обещаясь рекомендовать художника для Японии. Идя заказывать монастырский экипаж, в коридоре столкнулся с Я. А. [Яковом Аполлоновичем] Гильтебрандтом и его братом, студентом Медицин. [Медицинской] Академии, Владимиром. Проболтали до половины 11–го, вспоминая Японию, причем Я. А. явил новый знак сочувствия к Миссии, рассказал, что возбудил участие к ней и в Ялте, куда ездил с сестрой, по случаю ее болезни, и рекомендовал писать туда к Софье Ив. [Ивановне] Зибер, содержательнице общественной библиотеки и читальни. У Иордана встретила супруга его, заявив, что Ф. Иван. [Федор Иванович] уже оделся и ожидает. Старик, работавший в то время над гравированием портрета В. К. [Великого Князя] Владимира Ал. [Александровича], принял задушевно–просто; бросил работу, повел в гостиную; рассказал, что нашел художника для Миссии, совершенно русского: Ив. Ив. [Ивана Ивановича] Творожникова; «творог! — Это совершенно по–русски! bon!». Варвара Ал. [Александровна] пригласила к чаю, под предлогом, что прозябли (было градусов 10 морозу); дочь их наделала тортинок из икры. Д. Д. отказался от чаю и заинтересовал В. Ал–ну. После чаю пошли осматривать Мозаичное заведение. Сам Иордан повел, представил художникам и рассказывал главное. Художники оставили свою работу и были весьма любезны: один рассказал в подробности у своей работы — бичевание Спасителя — весь процесс мозаичного производства. Все работы для Собора Св. Исаакия. Что за грандиозные произведения! Это — слава России! Нигде в свете нет лучшего мозаичного заведения! Наши мозаисты и на выставках и de facto — лучшие в мире! Поцелуй Иуды, Великие Князья Св. Михаил Тверской, Александр Невский, Св. Сергий, Св. Царица Александра, бывшая на Парижской выставке и получившая первую золотую медаль (были еще состязатели итальянцы, но далеко отстали), Св. Ев. Иоанн Богослов, — громаднейшая картина, с ангелами. — Св. Дмитрий Царевич, — все эти художественные создания и через тысячу лет будут свидетельствовать о высоте художественного таланта русских! — На втором этаже, где с лестницы любовались прелестью икон, лежащих внизу, видели под НН–рами [номерами] образчики мозаичных столбиков, которых числом по колерам до 20–ти тысяч, по словам Иордана; потом мелкое мозаичное производство — небольшая икона в 2 тысячи рублей, и художник — со странно глядящими глазами, п. ч. [потому что] на такой работе нельзя не испортить наконец зрение (и будущность бедных художников — ничем не обеспечена! При нас к Иордану приходила вдова мозаиста–художника, третий год уже хлопочущая о каком–нибудь пособии себе, — плакала, бедная! А Иордан: «забыли поместить в уставе о пенсии»…). Были, наконец, в химической комнате, где по требованию художников тотчас же изготовляются столбики потребных цветов. Мне предложили указать цвет, какого приготовить столбик; я указал на синий, щепоть белого чего–то, ляписа, — у очага в две минуты смесь была растоплена, на вертеле смешана и по моему же желанию — вытянута в 4–угольную палочку, которая сейчас же была разделана на мелкие куски, завернута в бумажку и отдана на память. Чудо, как все приспособлено! — Когда были в химической, пришел Ив. Ив. Творожников; некогда было разговаривать и хорошо знакомиться здесь; но физиономия его с первого же раза мне понравилась. — На возвратном пути в комнаты Иордана заглянули в другие мозаичные комнаты, между прочим в парадную приемную, — где стол неизвестного происхождения, но великолепной мозаики, и произведения итальянской мозаичной школы по стенам. У Иордана опять был пирог и кофе. Явилась Mm Плетнева. В. А. Иордан заказала мне быть в понедельник у Гофмейстерины Бартеневой, чтобы посетить Вел. Княгиню Александру Петровну, которая лежит теперь в постели. Творожников был очень скромен; Смирнов возбуждал интерес, что не ест ничего мясного и рыбного; Иордан припоминал Буфеланда, рекомендующего то же. — От Иордана Творожников повел нас в Академию Художеств. Выставлены архитектурные проекты на тему: «инвалидный дом». Превосходные рисунки. Картины, русскую древнюю иконопись и статуи — видели мельком, пот. что было поздно. Прощаясь, условились, что Творожников придет ко мне в четверг утром — поговорить о службе в Миссии. Вернувшись домой, отправился опять тотчас же к Ив. Ив. Демкину, который настоял, чтобы я взял его шубу и бобровую шапку вместо драпу, им же прежде данного, и Суздальцевым, вместе с ним. Вечер прошел очень оживленно за обедом и после — разговором с Шарлоттой Алексеевной о намерении ее служить делу общественной благотворительности, а также воспоминаниями их всех о раненых воинах, лечившихся в госпитале, устроенном Шарл. Ал. [Шарлоттой Алексеевной] — в 10–й линии Васильевского острова. Альбом больных.
