Ньютоновский динамизм означал попытку освободить механику от картезианской геометризации, от растворения дискретных тел в пространстве, попытку сочетать картезианскую «ясность» с однозначностью, но при этом осуществлялся тот же синтез — синтез абстрактной четкости образов с их сенсуальной содержательностью.
Что же касается основных идей Ньютона и их развития, то Вольтер в явной и резкой форме провозгласил деизм, который у Ньютона был лишь неявной тенденцией. Написанная Вольтером книга «Принципы философии Ньютона» в этом отношении имеет первостепенное значение. Она открывается главой о боге, что отнюдь не является теологическим привеском. Вольтер переходит от этой темы к проблеме пространства и здесь раскрывает то, что у Ньютона было неявным — связь между деизмом и понятиями абсолютного пространства и времени. Вторая глава заканчивается упоминанием о знаменитой дискуссии Лейбница с Кларком. Так же как и Ньютон, Кларк вопреки Лейбницу считал пространство исходным понятием, отнюдь не вторичным по отношению к понятию силы. Кларк утверждал, что пространство и время обладают объективным существованием и предшествуют материи, которая возникает в пространстве по воле творца. Вольтер в отличие от Кларка полагает, что материя вечна и представляет собой наряду с богом и пространством самостоятельную реальность. Именно такую концепцию Вольтер считал соответствующей действительному смыслу «Начал» и «Оптики». Французский философ рассматривает абсолютное время и абсолютное пространство как предикаты бога: пространство и время находятся вне мира взаимодействующих тел. На деле такая позиция открывала возможность изучать материальный мир без ссылок на божественное вмешательство и без обращения к понятию абсолютного пространства. Вольтер сделал ньютоновскую концепцию пространства и времени обоснованием деизма. В лице Вольтера деизм исходя из идей Ньютона, из классической механики пришел к следующей схеме. Бог создает исходные условия бытия и затем не вмешивается в его каузальную структуру. Но далее в пределах этого мира бог действует через установленные им законы.
Экстериоризация, выход идей Ньютона за рамки механики, в наиболее заметной форме происходит во Франции благодаря деятельности Вольтера и близких ему мыслителей. Здесь классическая механика стала явным элементом цивилизации. Маркс говорил, что французы цивилизовали английский материализм, придав ему темперамент и грацию (см. 1, 2, 144). В какой-то мере это относится и к одной из основ триумфального шествия материализма по континенту Европы — классической механике. У Вольтера она потеряла свой цеховой характер и стала светской. Это отнюдь не только характеристика формы, в которой распространялись сведения о классической механике, не только констатация ее салонного характера. Здесь несомненно выявляется некоторая существенная сторона самого содержания ньютонианства.
Это кажется парадоксом. «Начала» — апология математики и эксперимента, в науке они привели к триумфу того и другого. Казалось бы, все это очень далеко от содержания светских бесед в салонах XVIII в. Но достаточно открыть «Принципы философии Ньютона» или посвященные Ньютону и картезианско-ньютонианской коллизии места «Философских писем» Вольтера, и станет ясно, что ньютонианство, перешедшее через Ла-Манш и подвергшееся при таком переходе модификациям, внесло свой вклад в континентальную цивилизацию.
Можно провести некоторые гораздо менее четкие параллели между Ньютоном и другим великим мыслителем предреволюционной Франции — Ж. Ж. Руссо. Сопоставление этих имен кажется противопоставлением и только противопоставлением. Для общественной мысли XVII в. и в особенности XVIII в. имя Ньютона — символ разума, ставшего наукой и претендующего на высший авторитет в организации общественной и моральной гармонии, а имя Руссо — символ чувства, борющегося за свою автономию и взыскующего освобождения от всех культурных наслоений, исказивших нетронутое цивилизацией естественное состояние человеческого общества.
Казалось бы, трудно найти какие-то идейные линии, соединяющие антирационализм Руссо и систему Ньютона. Но присмотримся ближе к квалификации познания как зла, разрушающего естественное состояние человека. В естественном состоянии, которое Руссо отождествляет с отсутствием цивилизации, человек подчинен общим закономерностям природы. Цивилизация выделяет человека из природы, вводя в игру исторические, социальные закономерности. Для Руссо линия, отграничивающая зло от добра, совпадает с линией, разделяющей природу и человека. Природа — это целиком добро; то, что от человека, от цивилизации, от познания, — зло. В этом смысле идеи Руссо представляют собой апологию объекта ньютоновой механики и ограничение ее рационалистического метода, запрет переноса этого метода в область человеческих отношений, морали, истории.
Но в XVIII в. осуществлялся прямой перенос рационалистического подхода из физики в область человеческих отношений, ток от естествознания к общественной мысли, о котором писал В. И. Ленин (см. 2, 25, 41). Наиболее отчетливой формой такого тока было творчество Ламетри, Гольбаха и других французских мыслителей XVIII в., синтезировавших взгляды Декарта и Ньютона. Это поколение продолжило вольтерианскую трансформацию идей Ньютона. Французские материалисты XVIII в. проводили аналогию между естественным тяготением тел и естественным тяготением людей друг к другу. Но это не было простой аналогией. В отличие от Руссо они связывали идею естественного порядка в обществе с изучением естественного порядка в природе. Деизм, переходивший в пантеизм и прямой атеизм, в представление о человеке как о машине, универсализация механических канонов приводили к идее свободы в спинозовском смысле — в смысле подчинения субъекта своей внутренней природе.
На рубеже XVIII и XIX вв. происходит сложный процесс воздействия физических концепций Ньютона на общественную мысль. Деизм выполнил свою задачу — фактически освободил естествознание от ссылок на божественное вмешательство и в значительной мере освободил от этого социально-политические и этические концепции.
Основные общественно-политические теории этого периода исходят из презумпции: механика Ньютона — основа физического миропорядка, социальный порядок должен быть столь же однозначным и столь же естественным. А Сен-Симону и Ш. Фурье казалось, что превращение науки об обществе в физику общественного тела, в социальную физику, преобразование ее в часть учения о космосе, превратит человеческое общество в столь же упорядоченное целое, каким является физика космоса, основанная на механике Ньютона. Первоначально должно измениться представление об обществе, о человеке, о морали, о стимулах человеческого поведения. Но это только начало. Поскольку французские утопические социалисты были убеждены, что идеи правят миром, они полагали, что такое преобразование представлений об обществе приведет к реальному изменению общественной структуры.
