ПРИКОЛ
Однажды дали нам послепоходовый отпуск проводить в Подмосковье в бывшем элитном санатории ЦК КПСС. Каждое утро начинали с купания в небольшом открытом бассейне, приняв грамм 200 для согрева. Октябрь все-таки. Однажды пробежался я, размялся, и бултыхнулся в воду температурой ниже комнатной. А тут мимо идёт интересная дама лет сорока, одетая в длинное пальто. Видит меня безмятежно плещущегося и с изумлением спрашивает: «И как это только вам не холодно?».
Я, пришедший от ледяной водички в игривое настроение, отвечаю: «Да ну что вы! Здесь же бассейн с подогревом. А вы разве не знали? Водичка – просто сказка!». Дама с улыбкой машет рукой, уходит, и возвращается уже в халате, с купальной шапочкой на голове. Грациозно скидывает халат, демонстрируя стройную, весьма привлекательную фигуру и эротично изогнувшись, ныряет в бассейн…
Ужасный визг вынырнувшей дамы слышали, наверное, все в округе. С трудом выудили погибавшую из бассейна, после чего её тут же увезли в реанимацию…
Военно-морская база. 20 часов. В Центральном посту подводной лодки сидят недопившие командир БЧ–5, заместитель командира по политчасти и старший помощник командира. ЗКПЧ: «Добавить надо!». Старпом: «Нету…». Зам: «У меня ключ от каюты командира…». Старпом: «Пошли..». Заходят. Канистра принайтована к сейфу… Не наклонить… «Шила» в ней – ниже краника. Приехали… Заходит командир БЧ–5 «Салаги!». Берет «Каштан» (трубку внутренней громкой связи): «Вахтенный!». Матрос «Есть вахтенный!». Механик: «Принять 3 тонны в носовую группу!». Матрос: «Есть!..». Подводная лодка принимает дифферент на нос. Командир БЧ – 5: «Наливайте, салаги!».
Однажды два молодых лейтенанта получили у старпома «шило» для ухода за матчастью. Старпом, решив научить лейтенантов бережно относиться к этому веществу, заверил их, что спирт технический и слепнут от него в момент. Стоят эти бедолаги, мнутся вокруг трехлитровой банки – слюна течет, как у собаки Павлова, а выпить боятся. Собрались действительно на матчасть расходовать. На их радость проходил я мимо. Звоню старпому: «Слышь, Серега, тут ты лейтенантам «шило» выдал, говоришь технический. Так его пить можно или нет?». Старпом в ответ: «Совсем офонарел, что ли! Он технический – вмиг ослепнешь!». Я не растерялся: «Бля!!! Так тут один из лейтенантов нажрался – лежит, еле дышит. Мне его как, сразу в госпиталь везти?». Перепуганный СПК с облегчением: «Да нет. К утру оклемается. Это простой спирт, это я для того, чтобы его не изводили, сказал, что он технический». Все три литра оприходовали вечером по прямому назначению.
На кафедре морской практики СВВМИУ старшим преподавателем служил капитан 1 ранга Иванов. Человек он был удивительный. Свой предмет он знал и любил, а самое главное умел его подать так, что запоминалось все и надолго. Одну из своих лекций он начинал так: «Есть такая грузинская фамилия – Джярджявели… Так вот, чтобы корабли не «джярджявели»…» И дальше шла лекция о правилах покраски кораблей. Причем, объяснял, почему в предварительной окраске применяется железный сурик, а у китайцев – свинцовый: «Китайцев итак слишком много, а свинец, как известно, плохо влияет на потенцию…» «…В морской воде, при температуре плюс пятнадцать градусов, человек может находиться не более двадцати минут. При температуре плюс десять – не более пятнадцати. При температуре плюс пять – не более пяти минут». «Товарищ капитан второго ранга, а почему так мало?». «Яйца от такого холода к горлу подкатываются, и человек задыхается…». «Товарищ капитан 1 ранга, а как лучше всего от акул спасаться?». «Способ – простой, за борт не падать!».
Утро на автобусной остановке в Гаджиево. Подъезжает один-единственный автобус, офицеры и мичманы начинают дружно ломиться в него. Замыкал «абордажную команду» старший мичман Покарукиносят с рюкзаком модели «колобок» за плечами.
То ли разбег был маловат, то ли места в автобусе больше не нашлось, в общем нашего мичмана вытолкнули и он конечностями кверху выпал на дорогу. Лежит ноги кверху, рюкзак книзу. Проходя мимо, не преминул подколоть: «Что, мичман, парашют не раскрылся?».
Вокруг нашего училища установили ограду ярко – зеленого цвета из толстых, металлических прутьев, высотой метра три. Каждый прут сверху заканчивался острым конусом, наколоться – пара пустяков. Поэтому, чтобы незаметно ходить в самоволки, мы их перепиливали в нижней части. Отогнул, вышел, поставил на место – и все как было. Командование училища эти наши проходы регулярно вычисляло и заваривало, мы регулярно продолжали их пропиливать дальше. Так что проходы наши были мигрирующие и иной раз, возвращаясь из города, их просто можно было не найти. И тогда приходилось начинать поиск новых дырок, в надежде, что «братья по оружию» об этом побеспокоятся.
Дело было перед Новым Годом. Настроение было приподнятое, все ждали праздник. А надо вам сказать, что в такие, предпраздничные, дни активность курсантов резко возрастала, количество самоволок резко увеличивалось и, чтобы хоть как-то это пресечь, вокруг училища запускались пешие караулы: обычно офицер и 2–4 курсанта. 31-е декабря. Местное время примерно 22.00, на улице темно. Открывается дверь, и в расположение нашей роты входит процессия, похожая на траурную: 4 курсанта по двое с каждой стороны, в черной форме, черных шинелях и черных шапках вносит бесчувственное тело и, идущий сзади, офицер спрашивает: «Ваше?». Присмотрелись «Наше!». «Забирайте. Эта сволочь нас чуть до инфаркта не довела». Оказалось, что «эта сволочь», крепко где-то поддав, возвращалась из самоволки и, по причине своего состояния, не смогла найти в ограде ни одного прохода. При попытке через ограду перелезть, она сорвалась, умудрилась зацепиться за прут сзади воротником своей шинели, немного побарахталась, устала и заснула.
Теперь представьте, что почувствовали ребята из караула, когда увидели висящее на 3-х метровой высоте, покачивающееся от ветра и уже припорошенное снегом тело… Думали пиzдец. Подбежали – а он, гад, еще и похрапывает! Так они его по всем ротам и носили, пока мы не признали.
В 1975 году довелось лететь в самолёте по маршруту Донецк – Симферополь. Самолёт попал в грозу. Началась страшная болтанка, бесконечные воздушные ямы. Пассажиры все забеспокоились о пакетах, кому в туалет, кому воды, кому таблеток, стюардесса мечется от кресла к креслу. Большая часть пассажиров сидит, закатив глаза, и уже не ждёт от полёта ничего хорошего. Тут, конечно, советчики нашлись, как успокоить народ. Кто-то предлагает бортпроводнице включить музыку. Ей конечно не до музыки, но где-то набегу, она всё же включает. И среди этого кошмара из динамиков как Божий глас раздалось: «На братских могилах не ставят крестов…».
