Чем можно верного еврея От православных отличить.
Серьезней прочих выглядело увлечение П. гречанкой Калипсо Полихрони (1803/1804—1827?). По слухам, в 1810 она была любовницей Д. Байрона, что, естественно, придавало ей особую ценность в глазах П. По описанию Ф. Вигеля, К. Полихрони: «…была невысока ростом, худощава и черты лица у нее были правильные, но природа захотела сыграть дурную шутку, посреди приятного лица ее прилепив ей огромный ястребиный нос. У нее был голос нежный, увлекательный, не только, когда она говорила, но даже когда с гитарой пела мрачные турецкие песни… Ни в обращении ее, ни в поведении не видно было ни малейшей строгости, если б она жила в век Перикла, история, верно, сохранила бы нам ее вместе с именами Фрины и Лаисы». П. посвятил К. Полихрони страстное послание «Гречанке»:
Ты рождена воспламенять Воображение поэтов, Его тревожить и пленять Любезной живостью приветов, Восточной странностью речей, Блистаньем зеркальных очей И этой ножкою нескромной… Ты рождена для неги томной, Для упоения страстей..
В хлебосольном доме купца Егора Кирилловича Варфоломея П. познакомился с его дочерью Пульхерией (1802–1863; в замужестве Мано). Как вспоминал писатель А. Ф. Вельтман: «…Пульхерица была полная, круглая, свежая девица; она любила говорить более улыбкой, но это не была улыбка кокетства, нет, это просто была улыбка здорового, беззаботного сердца… Пушкин особенно ценил ее простодушную красоту и безответное сердце, не ведавшее никогда ни желаний, ни зависти..». Поэт посвятил ей стихотворение «Дева». Позднее он шутливо признавался друзьям: «Пульхерии Варфоломей объявите за тайну, что я влюблен в нее без памяти…».
Впрочем, вечно юный П. не отличался постоянством в любви. Некоторое время его привлекала Мария (Мариола) Ралли: «…девушка лет осьмнадцати, приятельница Пулхерицы, но гораздо красивее последнейи лицом, и ростом, и формами, и к тому двумя или тремя годами моложе». По свидетельству близкого приятеля поэта И. П. Липранди: «Пушкин любил всех хорошеньких, и всех свободных болтуний. Из числа первых ему нравилась Мария Петровна Шрайбер, семнадцатилетняя дочь председателя врачебной управы, но она отличалась застенчивостью. К числу вторых принадлежала Виктория Ивановна Вакар, жена подполковника этого имени… Вакарша была маленького роста, чрезвычайно жива, вообще недурна и привлекательна… Пушкин находил удовольствие с ней танцевать и вести нестесняющий разговор. Едва ли он не сошелся с ней и ближе, но, конечно, ненадолго. В этом же роде была очень миленькая девица Аника Сандулаки… Пушкин любил ее за резвость и смуглость лица».
Образы кишиневских подружек П. мелькали, как в калейдоскопе. Причем, в стихах поэт очень часто отзывался о них весьма нелицеприятно:
Раззевавшись от обедни, К Кантакази еду в дом. Что за греческие бредни, Что за греческий содом! Подогнув под жопу ноги, За вареньем, средь прохлад, Как египетские боги, Дамы преют и молчат.
Особенно не повезло Марии Балш, дочери вдовы молдавского боярина Смаранды Богдан. У П., несомненно, был с ней кратковременный роман: «Пушкин, любя страстно женский пол, а в особенности, как полагают, г-жу Балш…» свидетельствовал князь Долгоруков. Тем не менее, выставил ее вместе с мужем Тодораки в самом непристойном виде:
Вот еврейка с Тодорашкой Пламя пышет в подлеце Лапу держит под рубашкой, Рыло на ее лице. Весь от ужаса хладею: Ах, еврейка, бог убьет! Если верить Моисею, Скотоложница умрет!
В июле 1823 П. удалось добиться перевода в Одессу под начало генерал-губернатора Новоросийского края и наместника Бессарабии, участника войны 1812 года графа М. С. Воронцова. Он давно стремился попасть в этот город, выгодно отличавшийся от захолустного Кишинева. 25 августа 1823 П. радостно сообщил в Петербург: «Здоровье мое давно требовало морских ванн, я насилу уломал Инзова, чтоб он отпустил меня в Одессу — я оставил мою Молдавию и явился в Европу — ресторация и итальянская опера напомнили мне старину и ей богу обновили мне душу». Охваченный творческим порывом поэт создал в Одессе три первые главы «Евгения Онегина», ряд элегий и произведений гражданской лирики, начал поэму «Цыганы» и др.
Источником вдохновения для П. по-прежнему служили женщины. Еще будучи проездом в Киеве 21 января 1821 П. познакомился с Каролиной Собаньской (1794–1885), урожденной графиней Ржевуской. Новая встреча в Одессе возродила возникшее у него чувство. К. Собаньская и ее младшая сестра Эвелина Ганская, впоследствие — жена О. де Бальзака, блистали какой-то загадочной красотой, выделявшей их из общего круга. От своих родителей — польского графа и пленной гречанки — К. Собаньская унаследовала коварный нрав и склонность к авантюрам. Она покинула мужа-старика и с 1821 открыто сожительствовала с начальником южных военных поселений генерал-лейтенантом И. О. Виттом. Романтический ореол роковой женщины (франц. la femme fatale) чрезвычайно притягивал П., однако он не пользовался взаимностью. «Одесской Клеопатре» льстило внимание молодого поэта, но она не выделяла его из числа прочих поклонников, среди которых был сам Адам Мицкевич.
Уязвленный П. до конца дней не смог залечить сердечную рану. За несколько месяцев до своего венчания, 2 февраля 1830 П. написал К. Собаньской по-французски: «Сегодня 9-ая годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни. Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мое существование неразрывно связано с вашим; я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами — всякая другая забота с моей стороны — заблуждение или
