Дэн же тем временем в середине марта объявился в верховьях Юцзяна. Тут он узнал, что остатки 7-го корпуса вместе с примкнувшими к ним частями 8-го корпуса под командованием Ли Минжуя уже давно ушли в Дунлань. Делать было нечего, и он отправился в вотчину Вэй Бацюня. Путь был тяжелый и опасный, по горным тропам. На одной из троп на него напали вооруженные разбойники и, обнажив мечи, потребовали «кошелек или жизнь». Дэн, благоразумно отдав находившиеся при нем 20 юаней, сумел избежать смерти73.
Наконец в начале апреля он добрался до высокогорной деревеньки Учжуань, где жил старина Вэй. Очевидец рассказывает: «Сыпался мелкий-мелкий дождик, и как раз, когда пришла пора зажигать лампу, решительный молодой человек в плетеной бамбуковой шляпе и с тростью в руке, обутый в соломенные сандалии, в высоко подвернутых штанах весело подошел к дверям нашего дома. Позади его шел красноармеец»74. Незнакомец представился Дэн Бинем и попросил отвести его к «старшему брату Ба».
Дэн знал Вэя с осени 1929 года. Они познакомились в Наньнине, куда Вэй приехал для участия в одном из коммунистических собраний. Представил их друг другу тогдашний руководитель гуансийских коммунистов Лэй Цзинтянь, и с тех пор они находились в очень хороших отношениях, даже звались братьями75. Встретив Дэна теперь, мокрого и голодного, Вэй Бацюнь не смог сдержать волнения. Он усадил его возле домашней жаровни, чтобы тот обсох, накормил, а на следующий день передал в его распоряжение один из кабинетов своего советского правительства. Оно располагалось в бывшем храме языческого божества Куйсина (буквально: Главная звезда), покровителя тех, кто собирался держать экзамен на ученую степень. Выстроенный в виде четырехэтажной шестигранной башни всего за 23 года до того храм был самой большой достопримечательностью деревни Учжуань — одного из немногих мест в Гуанси, куда не рисковали забираться гоминьдановские каратели.
В деревне Дэн провел ни много ни мало целый месяц. Никакого 7-го корпуса здесь не было, и где он находился, никто, даже Вэй, точно не знал; говорили, что ушел в соседнюю провинцию Гуйчжоу. Вот Дэн и остался жить в Учжуани, посвятив все свое время соединению большевизма с чжуанским крестьянским движением. Вместе с Вэем и находившимся тут же Лэй Цзинтянем он разработал несколько документов по аграрному вопросу, пытаясь внушить патриархальным чжуанам, что их общество на самом деле разделено на тухао, лешэнь, дичжу, фунун, а также середняков, бедняков, батраков и ремесленников. Так же, как и китайское. А потому «в Поднебесной бедные люди — одна семья и бедный человек не бьет бедного человека». Для того же, чтобы грабить и убивать, существует достаточно тухао, лешэнь, дичжу и фунун76.
В тот период большое внимание он уделял пропаганде колхозного образа жизни. Во время его недолгого пребывания в Лунчжоу он видел, как в одном волостном центре на китайско-вьетнамской границе жители по собственной инициативе перешли к коллективной обработке земли. Они конфисковали не только землю богатых, но вообще всю, которая была. После этого собрали по домам зерно, скот, утварь и передали сельсовету. В городке «была построена одна большая кухня, которая находилась в ведении отдела потребления [сельсовета], а также один большой коровник. Все хозяйственные постройки, сельскохозяйственные орудия и рабочий скот находились в общем пользовании»77. Этот эксперимент, похоже, понравился Дэну, и он разработал специальные «Положения о совместной обработке земли» для дунланьских чжуанов на тот случай, если они этому последуют. Он, правда, не настаивал на поголовном и немедленном переходе к такому виду хозяйствования, предлагая решать этот вопрос сельсоветам. Все-таки те марксисты, труды которых он читал в Москве, не советовали переходить к колхозам поспешно. Правда, один из них (Сталин) уже поменял точку зрения, и вожди Дэна в Шанхае одобрили новый большевистский курс. В итоге на не очень настойчивые уговоры Дэна в колхоз записались жители только двух деревень, другие либо довольствовались «помещичье-кулацкой» землей (таких было меньшинство), либо конфисковывали всю землю — и ту, что принадлежала дичжу и фунун, и ту, что бедным крестьянам, но сообща на ней не трудились, а уравнительно делили посевные площади между всеми дворами, и богатыми и бедными. (Большая часть дунланьских чжуанов, очевидно, не могла понять, как можно совсем лишать собственности родственников, пусть даже богатых; иное дело — взять всё и поделить поровну78.)
Между тем в начале мая 1930 года Дэн получил известие о том, что Ли Минжуй и Чжан Юньи со своими войсками вновь объявились в Гуанси, причем недалеко от Дунланя, примерно в 70 ли к востоку. Дэн сразу же поспешил к ним, чтобы обсудить ситуацию. Поразмыслив, все трое решили вновь продвигаться в Босэ, куда через некоторое время и направились двумя колоннами. Им позарез нужны были деньги, чтобы выплатить жалованье солдатам. В результате, взяв город, они в который уже раз спровоцировали эпидемию грабежей по всей округе. Вот что писала тогда об этом китайская пресса: «Красная армия… заняла район Босэ, немедленно установив режим террора на площади в 170 [квадратных] миль… Многие богачи пожалели… почему не родились бедняками, а чиновники — простыми людьми»79.
Правда, немало жителей города и близлежащих деревень, не дожидаясь нового нашествия коммунистов, заранее спаслись бегством. Все более или менее зажиточные купцы, например, уплыли в Наньнин. При этом увезли с собой не только товары первой необходимости, но и огромные запасы опиума стоимостью 800 тысяч долларов80. Это, конечно, не могло не расстроить Дэна и его товарищей: взять с города много они уже не могли. Да и надолго оставаться в нем им не следовало. К Босэ стремительно продвигался юньнаньский генерал Чжан Чун, к столкновению с которым «красные» не были готовы. «Юньнаньская армия умела воевать, это был серьезный враг», — вспоминал позже Дэн81. Пришлось срочно эвакуироваться в местечко Пинма за 60 ли вниз по реке Юцзян. Здесь 7-й корпус оставался до середины осени. Радиосвязь с Шанхаем отсутствовала, и Дэн не мог ни отчитаться о работе, ни получить указания.
Неожиданно в конце сентября из Гонконга к нему в Пинма прибыл специальный представитель созданного в начале 1930 года Южного бюро ЦК Компартии Китая, высшего органа партийной власти не только в Гуанси, но и в других южных провинциях — от Юньнани до Фуцзяни. Звали этого человека Дэн Ган, и был он лишь на год старше Дэна. Всего за несколько недель до того он вернулся в Китай из Москвы, где, как прежде Дэн, учился в течение года в Университете трудящихся Китая, к тому времени переименованном в Коммунистический университет трудящихся Китая (КУТК). В Советском Союзе Дэн Ган носил странный псевдоним — Дон Стиль, хотя, конечно, мало походил на испанского или латиноамериканского аристократа82. Он сообщил Дэну и командованию 7-го корпуса, что уже несколько месяцев назад, 11 июня 1930 года, Политбюро приняло сенсационное постановление «О новом революционном подъеме и победе первоначально в одной или нескольких провинциях». Написано оно было Ли Лисанем и, по существу, ориентировало коммунистов на развертывание немедленной революционной борьбы за власть. «Революция, сначала вспыхнув в Китае, вызовет великую мировую революцию», — говорилось в постановлении83.
