Поначалу Стигу сильно бросалась в глаза разница между его вашингтонским офисом и более чем скромным кабинетом, который он занимал прежде в Москве. Вместе с пятью подчиненными военный атташе располагался теперь на двух этажах посольского флигеля, целиком отданного в распоряжение военных. Обстановка практичная и современная, все хорошо организовано. Короче, здесь явно просматривалась заслуга главного «шефа», самого известного в Швеции посла – Эрика Бухемана. Не только опытный, знающий дипломат, но и выдающийся организатор, администратор и руководитель штата посольства.
Собственный кабинет Веннерстрема и офис с тремя окнами были оборудованы кондиционером, который оказался необходимым в жарком и непривычном для шведа влажном климате. Кроме него, Стиг позволил себе отнести на счет Центра также и небольшой предмет роскоши – холодильник. При встрече с Петром он пояснил, что просто не смог устоять перед искушением: как приятно угостить посетителей в жару кока-колой или другими прохладительными напитками! От кондиционера и напитков они не спешили уходить, увеличивая тем самым шанс выудить из них информацию или найти взаимное соглашение.
Короче, с самого начала все в Америке ценному агенту ГРУ чрезвычайно понравилось и порождало надежду остаться надолго. Так и получилось: он пробыл в Вашингтоне более пяти лет.
Дебют «рукопожатия» состоялся в русском посольстве, расположенном на 16-й улице. Веннерстрем был приглашен на просмотр кинофильма. Прежде чем войти, остановился на некотором расстоянии от калитки и внимательно осмотрел дом напротив. Перед отъездом из Москвы Петр предупредил, что всех посетителей американцы фотографировали из этого дома с телеобъективом. Учитывая возможность «засветки», Стиг не должен был посещать посольство без официального приглашения. Конечно, с первого взгляда ничего подозрительного видно не было, но несколько окон дома вполне могли использоваться для наблюдения.
Подойдя к Кувинову поздороваться, швед опустил правую руку в карман пиджака. Это был сигнал «передачи». Постоянно держать пленку в кулаке было невозможно: время от времени встречались знакомые, которым приходилось пожимать руку. Значит, содержимое нужно было достать из кармана именно к моменту приветствия. Улучив минутку, когда никого не было поблизости, Стиг развернул на лице радушную улыбку и протянул русскому коллеге руку. И рукопожатие, и передача были моментальными.
Позже они приноровились сходиться почти вплотную, чтобы не стоять с протянутыми на метр руками. И никогда не старались отойти в сторонку – это было бы типичной ошибкой новичков.
Теперь, после всего, я иногда спрашиваю себя: почему не нервничал даже вначале, пока еще не приобрел навыка? Изощреннейшая наглость – только так и можно охарактеризовать мое тогдашнее поведение. Особенно когда приходилось действовать в довольно необычных ситуациях: прямо под носом у американских генералов и послов, иногда в Пентагоне или каком-то другом столь же «подходящем» месте, а однажды – и в самом Белом Доме.
Во всех этих случаях меня снова охватывало странное чувство, знакомое с памятного парашютного прыжка в Норрланде, когда я на какое-то мгновение представил себя идущим к обломкам самолета, чтобы посмотреть на собственное мертвое тело. Объяснение я оставляю психологам – если они заинтересуются феноменом полнейшего отсутствия нервозности.
Пленка, переданная мной в первый раз, содержала разработки миниатюрных электронных ламп, что значилось под пунктом восемь в списке заданий Центра. Я помню этот пункт, потому что обращаться к нему приходилось много раз. Подобная тематика имела большое значение, прежде всего, для ракетостроения. Эти же лампы, правда, в других вариантах, представляли интерес и для Швеции.
Одним из многих знакомых посла Бухемана в высших кругах Вашингтона был шеф ФБР Эдгар Гувер. Однажды Веннерстрему выпал случай поприветствовать его и даже послушать. Рассказывая о наружном наблюдении за дипломатическим корпусом, тот посетовал: «Оно не может быть всеохватывающим хотя бы по практическим соображениям: необходимо девять человек для основательного наблюдения за каждым лицом».
Для активного шведа это звучало успокаивающе, во всяком случае, по отношению к его деятельности. Кроме того, ему любопытно было сравнить с тем, что говорили русские: как-то представитель Министерства внутренних дел Павел Константинович, с которым они встречались в Серебряном Бору, заметил, что для подобной работы достаточно семь человек.
По мнению Стига, Кувинов был личностью, которая, безусловно, представляла интерес для ФБР. Однако русский утверждал, что слежка за ним не постоянная и что ему удалось выработать абсолютно надежный метод ухода из-под наблюдения, не выглядевший, однако, так, будто это делалось специально. Но вся процедура «проверки и ухода» требовала не менее шести часов, поэтому Кувинов старался свести к минимуму число тайных встреч. Как именно ему удавалось уйти из-под наблюдения, он так и не рассказал. А Стиг не спрашивал: зная достаточно много об указаниях Центра, он понимал, что его это не касается. Так же, как и личная деятельность агента не касалась Кувинова.
Вскоре Веннерстрему удалось получить новые сведения о миниатюрных лампах, интересующих Центр. На этот раз результатом его работы в фотолаборатории стали девять кассет с пленкой. Фотографировать документы он обычно старался до или после окончания рабочего дня, когда находился один в своем кабинете военно-воздушного атташе в посольстве. Если бы кто-нибудь и вошел неожиданно, это занятие не показалось бы странным, потому что легально он делал то же самое в интересах шведской разведки.
Поскольку речь шла о девяти кассетах, на метод «рукопожатия» рассчитывать не приходилось. Оставалась операция «почтовый ящик». А значит – предварительное использование радио.
Вечером Стиг захватил из офиса приемник и оставил его на ночь в машине. На следующее утро, чтобы снова попасть в посольство, он выбрал маршрут через Небраска и Массачусетс-авеню. Поставив радиоприемник слева от себя и прижав его к дверце, он потихоньку поехал по знакомой и любимой дороге через ручей Рок Крик. Доехав до моста, вытянул антенну, отсоединил ручку, которая превращала приемник в передатчик, и начал посылать сигналы, работая ручкой как ключом. Это были сигналы морзянки в простейшей комбинации, повторенные несколько раз.
Кувинов в это время организовал в своем офисе дежурство. Сеанс на условленной частоте проходил каждое утро между восемью и девятью часами. Агент мог выбрать любую дату, надо было только уложиться во временной интервал. Его сигнал означал, что он собирается оставить «посылку» в тот же день или вечер в очередном «почтовом ящике».
