Потом мне рассказывал дед, который вместе с внуком работал на огороде:
— Вдруг рядом раздается оглушительный удар, треск: смотрю, изо рва вылетает половина самолета, за ней — летчик, а затем — другая половина самолета. Подбегаем с внуком к летчику, нужно помочь… Но, кажется, уже поздно. Посылаю внучка в госпиталь, который был прямо на нашей улице, за санитаром, забрать тело летчика. Санитар подошел с тачкой, посмотрел, пощупал и говорит: «Так он же жив!»
Но это я узнал уже потом, когда пришел в сознание. Кстати, из нашей восьмерки на конечный пункт маршрута в полк долетел лишь один самолет.
Итак, тяжелая травма. Сотрясение мозга, многочисленные ушибы, повреждения лица. Пять суток был без сознания… Помню, вдруг смутно увидел, как откуда-то сверху появился какой-то старичок с бородой (это был профессор-невропатолог из Курска), затем он так же неожиданно исчез. Как-то все странно… Где я, что со мной?
Через несколько дней за мной из полка приехал техник Юрченко, житель Белгорода, здесь жила его семья. Впервые с ним был в городе, у него дома. В местном госпитале отношение ко мне было очень теплым, заботливым, одним словом… отличным. После Белгорода я вновь оказался в Центральном авиационном госпитале в Сокольниках в Москве. Помню самое неприятное — качели! С летной работы меня списали теперь подчистую… Но после многих дополнительных и продолжительных исследований допустили-таки к полетам, но только на самолете По-2 с постепенным втягиванием и под наблюдением врачей. С этим уже знакомым мне диагнозом я в конце мая и прибыл в полк.
У нас в полку новый командир — подполковник Муштаев Павел Фомич, из летчиков-испытателей. В.А. Зайцев в начале апреля был назначен заместителем командира нашей 11-й гвардейской авиадивизии, но в родном полку бывал часто. Уже на второй день по прибытии у меня с ним состоялся разговор. Внимательно расспросил Василий Александрович обо всех моих неприятностях, обещал разобраться и по возможности помочь.
Подполковник Зайцев, зам. командира 11-й гв. иад, генерал-майор Слюсарев, командир 1-гo гв. сак, полковник Кузнецов, командир 106-гo полка
Скажу здесь, что, к сожалению, судьба нашего замечательного командира после войны сложилась не лучшим образом. В 1944 году на Сандомирском плацдарме ему, знаменитому асу, дважды Герою, генерал Плиев подарил великолепного коня за то, что летчики успешно прикрывали его конницу. Зайцев очень обрадовался, полюбил коня, начал осваивать новое для себя занятие. Но этот конь, в конце концов, и погубил его летную карьеру, сбросив седока. Зайцев сломал ногу, и сломал как-то очень неудачно.
Война закончилась, началась служба в разных городах. Житейские заботы надолго развели фронтовиков. Нашему командиру пришлось расстаться с военной авиацией. Он жил у себя на родине, в старинном городе Коломна, работал начальником аэроклуба. Умер в 1961 году. Незадолго до своей кончины Василий Александрович в газете «Советская авиация» в письме «Где же вы теперь, друзья-однополчане» писал: «Тем из вас, кто продолжает летать, желаю успехов в небе, кто командует частями — передать молодежи, идущей на смену, мастерство, отвагу и крепкую дружбу нашей молодости…»
…Потрясение после случая в Белгороде оказалось для меня значительно серьезнее предыдущего. К счастью, все время чувствовал стремление друзей оказать мне какую-то помощь. Много помогал и поддерживал полковой врач, старший лейтенант медслужбы Лукьяненко.
И. Глазков
Моим ведомым уже назначен недавно прибывший в полк лейтенант Игорь Глазков, бывший летчик-инструктор, попавший в штрафной батальон за воздушное хулиганство, ибо другого пути на фронт он не нашел. Искупал свою вину кровью, был тяжело ранен. Это был замечательный товарищ, летчик с блестящей техникой пилотирования. Мы с ним дружили, летали в паре до конца войны, а затем некоторое время были вместе на испытательной работе в НИИ ВВС. Но это опять все впереди. А пока я постепенно прихожу в норму, считаю, что все неприятности со здоровьем должны пройти. В первых числах июня выполнил несколько полетов на спарке и боевом Ла-5. Что-то не все полеты были удачны, чувствовалась какая-то неуверенность… Но через некоторое время это прошло.
22 июня 1944 года — мой первый после госпиталей боевой вылет в составе четверки Ла-5 на разведку с бомбами в район Каушаны, Аккерман. К этому времени, после освобождения Одессы, наш полк перелетел на аэродром Казаков в районе железнодорожного узла Раздельная, в 60 километрах севернее Одессы. Полк вел интенсивную боевую работу.
И.С. Глазков у самолета, подаренного джаз-оркестром Л.О. Утесова. 1943 год
26 июня летчики 3-й эскадрильи гвардии лейтенант А. Ворончук и гвардии лейтенант А. Федирко бомбили и штурмовали эшелоны на железнодорожной станции Кайнари. При очередном заходе для атаки огнем «эрликонов» самолет ведущего был поражен, и Ворончук был вынужден приземлиться между второй и третьей позициями обороны противника. Его ведомый тут же произвел посадку рядом с Ворончуком, который сумел открыть крышку люка для аккумулятора и поместиться в тесном пространстве (подобный опыт в полку уже был). Под огнем подбегавших гитлеровцев Федирко начал взлет. Но когда колеса самолета вот-вот должны были оторваться от земли, сильный удар развернул самолет влево — левая нога шасси подвернулась. В последний момент налетели на межевой столб! Так оба наших летчика оказались в немецком плену… В лагере для летчиков они вели себя мужественно, готовили побег в группе, в которую входил и летчик-истребитель из дивизии Покрышкина Михаил Девятаев. Но побег не удался, в последний момент охрана обнаружила подкоп. После освобождения из плена весной 1945-го Федирко и Ворончук жили и трудились на Украине. Много лет спустя они встретились с Героем Советского Союза М.П. Девятаевым, которому удалось-таки совершить легендарный побег на «Хейнкеле-111» из лагеря при немецком военном аэродроме.
…К концу июня я уже выполнил несколько боевых вылетов, в основном на разведку. Самочувствие нормализовалось.
В составе 2-го гвардейского штурмового авиакорпуса
В первых числах июля 11-я гвардейская истребительная авиадивизия в составе 5-го гв. иап и двух других авиационных полков была передислоцирована на 1-й Украинский фронт и включена в состав 2-го гвардейского штурмового авиационного корпуса 2-й воздушной армии. Наш полк перелетел на окраину города Луцк и с 13 июля принял участие в Львовско-Сандомирской наступательной операции. Сразу началась интенсивная боевая работа, ежедневно по 4–5 боевых вылетов. Воздушное пространство от Луцка до Львова превратилось в арену ожесточенных воздушных боев с большими группами истребителей противника. Задачи нашего полка теперь изменились: кроме прикрытия своих войск, нашей главной задачей стало сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, наносивших удары по танкам и другим наземным войскам противника. Конечно, это не исключало бои с вражескими истребителями, которые стремились прежде всего уничтожить наши Ил-2 и Пе-2. Но, по существу, с нашей стороны это были оборонительные бои с целью не допустить атак ударных самолетов «мессершмиттами». Главное требование командования — чтобы все штурмовики и бомбардировщики вернулись домой. Не ввязываться в бои — задача непростая. 15 июля, прикрывая наземные войска, перешедшие в наступление северо-восточнее Львова, командир звена 1-й эскадрильи гвардии старший лейтенант Сергей Глинкин в тяжелом бою с большой группой истребителей противника сбил два самолета, но был подбит, и его самолет загорелся. Продолжая после этого очередную атаку, Глинкин нанес своим самолетом смертельный удар по противнику — взрыв! Парашютистов в воздухе не было… Сознание возвратилось к Глинкину так же внезапно, как и пропало. Центробежная сила выбросила его из самолета. Сколько падал, он не помнит. С трудом открыл парашют, от динамического удара вновь потерял сознание, приземлился на ничейной полосе. Немцы бросились, чтобы захватить его, но наши санитары спасли летчика.
