Приехав в Грозный, я встретился с Александром Ивановичем и, будучи в хорошем настроении, рассказал ему о пребывании в Москве, новостях, которые узнал, а затем пригласил его к себе домой. Он охотно согласился и вслушивался буквально в каждое мое слово.
Во время ужина я, по простоте души, рассказал А.И., что внутренне раскритиковал себя за неправильное к нему отношение и осуждаю некоторые свои поступки. Я не сомневался в том, что он сделает то же самое. Одиноков сиял от удовольствия и по всей вероятности в душе торжествовал свою победу, но упорно молчал. Не дождавшись самокритики от собеседника, я решил тогда высказать критику прямо в глаза, но в доброжелательном тоне. Он весь изменился, то бледнея, то багровея, в душе у него назревала буря, но пойти в открытое наступление он не осмеливался. Мне стало понятно, что моя затея урегулировать отношения мирным путем полностью провалилась. Более того, А.И. мои искренние высказывания принял за капитуляцию и признание моей вины. Он рассудил, что я испугался и пошел на «мировую», чтобы замолить свои «грехи» перед ним. Такое поведение вывело меня из равновесия и я заявил: «Вы человек с темной душой, поэтому не можете понять моего искреннего желания отбросить все наносное и установить настоящие отношения. Поэтому не хочу больше Вас видеть». Так мы с ним расстались в тот памятный день.
Но не таков был мой противник, чтобы на этом успокоиться. Он решил использовать свою власть, чтобы нанести мне решающий удар. Для этого он задним числом сфабриковал приказ, в котором объявил мне выговор «за игнорирование указаний Особого отдела округа» и направил его в Москву в расчете на то, что это помешает моему переводу на новое место службы. Однако, этот злополучный приказ был доложен генералу Смирнову, который был мною соответствующим образом подготовлен к возможным поступкам Одинокова. Поэтому реакция с его стороны была весьма отрицательной. Приказ Одинокова он отменил, а ему объявил взыскание за необъективность. Так провалилась попытка мести со стороны А.И… Узнав об этом, я встретился с Одиноковым и нелитературно обругал его. Так мы расстались навсегда.
Может быть, сам по себе этот пример и не играет значительной роли в моей жизни, тем не менее я привел его потому, чтобы показать все превратности человеческого существования, которое порою может быть испорчено отдельными лицами с «нечистыми душами». Вот уж поистине — опасайся того, кто тебя боится, что подлая душа всегда предполагает самые низкие побуждения у самых благородных поступков. Я часто с горечью размышлял над тем, откуда берутся в наше время подлые, коварные и мстительные люди, оказавшиеся облеченными властью? Рождаются ли как закономерность в сложностях человеческого бытия или всплывают на поверхность в особых условиях при значительных изменениях ситуации (как например, в 1937 — 1938 гг.). Не смог я тогда дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, видно недостаточно был зрел, не обладал большим жизненным опытом. Последующая жизнь дала мне еще несколько подобных примеров, о которых будет рассказано. Но столь сложный вопрос, как перевоплощение человека с изменением его положения, остался для меня не решенным в полной мере и до сегодняшнего дня.
Глава 5. В действующей армии
В начале мая 1944 года меня вызвали в Москву. Отправились в путь, как всегда, вместе с Иваном Петровичем Стрельцовым. Через несколько дней меня назначили начальником отдела контрразведки войск охраны тыла 3-го Белорусского фронта. В пределах доступного меня ознакомили с перспективой 3-го Белорусского фронта. В тот период штаб войск охраны тыла дислоцировался в непосредственной близости от штаба фронта в районе деревни Алексеевки, неподалеку от Смоленска. Поезда в Западном направлении ходили медленно, так как нередко подвергались бомбежке авиацией противника, так, до Смоленска мы добирались больше суток. Вместе с нами в купе ехал дважды Герой Советского Союза летчик майор В.Д. Лавриненков, с которым мы как-то сразу познакомились и разговорились. Он оказался интересным собеседником.
Прибыли мы в Смоленск рано утром, но, несмотря на это, на станции чувствовалось большое оживление, маневрировали паровозы, хлопотали интенданты, разгружая вагоны с продовольствием. Мы с Иваном Петровичем отправились к военному коменданту, чтобы узнать, не пришла ли машина из штаба войск охраны тыла фронта, так как о моем приезде туда позвонили по телефону «ВЧ». На мой вопрос военный комендант показал площадку, замаскированную среди деревьев, метрах в 300-х от станции, где находились все прибывавшие туда машины из частей и соединений фронта.
Чтобы не тащить с собой чемоданчики с несложным фронтовым имуществом, мы решили оставить их у коменданта, а сами отправились разыскивать машину. Только мы подошли к стоянке, как раздалась команда «воздушная тревога». Завыли гудки паровозов, вдали послышались разрывы зенитных снарядов, а через одну-две минуты появились немецкие бомбардировщики. Сколько их было, теперь трудно сказать, но казалось, что бомбы падают с неба, как град. Правда, теперь уже, не как в 1941 году, зенитная артиллерия вела яростное сражение с самолетами и один за другим, объятые пламенем, падали фашистские стервятники на землю. Мы в это время находились вместе с водителями и разными посыльными в специально отрытой около стоянки траншее. Немецкие бомбардировщики, попав под сильный огонь зенитных батарей, потеряли управление, нарушили строй и бомбы сбрасывали беспорядочно. Вскоре появилась большая группа наших истребителей, зенитный огонь прекратился, и начался воздушный бой. Еще несколько немецких самолетов было сбито в районе ст. Смоленск. Затем, затихая, бой откатился на запад. Среди водителей мы нашли того, кто прибыл встречать нас, ефрейтора Савина, который сказал, что вместе с ним прибыл и заместитель начальника отдела контрразведки «Смерш» войск охраны тыла 3-го Белорусского фронта майор Суховилин Владимир Алексеевич, который пошел куда-то наводить справки о прибытии поездов из Москвы и пока не вернулся. Несмотря на то, что немецким стервятникам не дали нанести прицельный бомбовый удар по ст. Смоленск, тем не менее, этим налетом вреда было причинено немало. Там и тут были видны пожары, горели вагоны, несколько бомб разорвалось на железнодорожном полотне, вблизи здания станции, причинив ему серьезное повреждение. Вскоре на стоянку прибежал майор Суховилин, познакомившись с которым, мы отправились вместе к коменданту станции, так как подъехать туда было нельзя.
Но коменданта на месте не оказалось. Как выяснилось, он был контужен во время бомбежки и отправлен в госпиталь. В здании комендатуры все было перевернуто до такой степени, что своих чемоданов мы там не нашли. Так и пришлось ехать к новому месту службы буквально с «голыми руками».
