У них были несколько новостей, печальных для меня. Мой отец, которому в то время было восемьдесят восемь лет, сломал ключицу. Очевидно, он читал о моём аресте в ирландских газетах, когда у него случился сердечный приступ, и он упал. Не было ничего обнадёживающего относительно его шансов на выздоровление.
Их путешествие обратно в Ирландию проходило с приключениями. Мы установили процедуру телефонных звонков в обратном порядке. Последний звонок должен был состояться, когда они будут сидеть в самолёте, готовом к взлёту, в Лос-Анджелесском аэропорту «LAX». Мы предполагали, что они будут свободны как только самолёт взлетит из Лос-Анджелеса, хотя по расписанию он должен был совершить остановку в Остине, штат Техас, перед тем как продолжить полёт в Ирландию. Как только самолёт был отбуксирован к выходу для прибывающих пассажиров в Остине, завизжали тормозами два полицейских автомобиля, громко завыли сирены. Позднее моя сестра Эйн описывала, что случилось. «Четверо полицейских выскочили из автомобилей и ворвались в самолёт, по два в каждом проходе между креслами в салоне. У нас обеих перехватило дыхание, мы обнялись, а я была почти в обморочном состоянии, так как кровь отлила от моего лица. Затем они приблизились к нам… и прошли мимо. В задней части самолёта была дама, которая курила в туалете, они арестовали её и вывели из самолёта».
26
Четверг, 3 марта 2005 года
Марк Занидес (Продолжение)
В жаркий августовский день в 1984 году юрист из штаб-квартиры ЦРУ вошёл в офис федерального обвинителя в Сан-Франциско, чтобы попросить о содействии.
«Сан-Франциско Игзэминер», 10 августа 1998
Из дневника
Сегодня у меня была встреча с Марком Харрисом. Три недели прошло с тех пор, как обвинитель Занидес согласился переслать файл с доказательствами, в которых меня называют пресыщенным и циничным и говорят, что я был нечестным с агентами ФБР. Он утверждал также, что «Кармайн имел подключённое прослушивающее устройство». Я был подобен человеку, которому обещали очень интересную книгу и который интересуется тем, что может быть раскрыто на её страницах.
Харрис разговаривал с Занидесом в это утро. «ФБР взломало Ваш компьютер и просмотрело массу информации», – процитировал Занидеса Харрис. Я согласился с неохотой, что ФБР могло просматривать мой компьютер. Для того чтобы сделать это, им нужно было просто включить компьютер и прочитать то, что там было. Я никогда не использовал пароль. Я не мог понять, какая необходимость была во «взломе». Я знал, что ФБР искало доказательство того, что я был российским шпионом, который украл некоторые технологии США. Я знал также, что они ничего не могли найти, потому что там нечего было находить.
Существовал, как я думал, только один предмет инкриминирующего доказательства, который мог привести их к заключению, что я был шпионом, и этим предметом был мой файл кулинарных рецептов, который мог быть истолкован как связанный с сексуальными отклонениями. – очевидно, ключевым индикатором, используемым американской контрразведкой как доказательство того, что данное лицо – шпион.
Второй фрагмент информации также был интересным. «Сугру сделал ложное заявление для ФБР», – сказал Занидес. «Ложное заявление» отличалось от обвинения от 11 февраля, в котором утверждалось, что «Сугру был нечестным по отношению к агентам ФБР», – обвинения, которое предполагало уклонение, увиливание от выполнения долга. «Ложное заявление» подразумевало преднамеренный обман.
«Сугру был плохой человек», – сказал Занидес. Термин «плохой человек», как я знал, использовался американской администрацией для того, чтобы характеризовать людей, которых посадят в тюрьму на неограниченно долгий срок. Я слышал этот термин от заключённых. Он подразумевает также, что данное лицо может быть террористом. Джордж У. Буш оправдывал пытки заключённых в Гуантанамо тем, что они были «плохими людьми» и должны были содержаться там «по соображениям национальной безопасности».
Взывание к соображениям национальной безопасности часто означало, как я знал из прочитанного мною, что должно быть скрыто нечто постыдное. Я был бы удивлён, если бы Занидес знал, что я раскопал в своих изысканиях. Домашний арест предоставил мне время для вынужденного исследования.
* * *
17 января 1983 года были арестованы фрогмены, которые вышли на берег в Сан-Франциско, принеся с собой 430 фунтов кокаина от колумбийского грузоотправителя. Всего было арестовано двенадцать человек. Это дело стало известно как «Дело фрогмена». Марк Занидес был назначен поддерживать обвинение в суде.
Двое из арестованных лиц – Хулио Савала и Карлос Кабесас – заявили, что деньги, конфискованные у перевозчиков наркотиков, были связаны с «контрас», которые тогда находились под контролем рейгановского ЦРУ, и были получены письма от двух лидеров «контрас» в поддержку этого заявления. В письмах их авторы потребовали, чтобы деньги были возвращены отрядам «контрас», сражающимся за «восстановление демократии в Никарагуа»111. Письма были зачитаны Занидесом, который немедленно потребовал, чтобы суд закрыл и опечатал письма «по соображениям национальной безопасности».
ЦРУ пронюхало об этих письмах и о плане Занидеса посетить Никарагуа, чтобы расследовать обстоятельства, и подослало к нему своего агента. Занидес позднее вспоминал: «Человек из ЦРУ был против того, чтобы выдавать своё имя или свою связь с правительством и вступил в “непрозрачные переговоры”» о том, что он называл “неудобной ситуацией”112. Человек из ЦРУ потребовал, чтобы Занидес возвратил деньги перевозчикам наркотиков. Занидес согласился, и связь между «контрас» и торговлей наркотиками была скрыта.
Эта информация осталась закрытой до 16 марта 1986 года, когда газета «Сан-Франциско Игзэминер» опубликовала статью о «деле фрогмена» под заголовком «Кокаиновая преступная шайка района Большого Залива связана с “контрас”»113. Администрация Рейгана отреагировала беспрецедентным образом, чтобы подавить последствия публикации статьи. Рейган потребовал предоставить ему в тот же вечер время для выступления в прямом эфире. Это требование один комментатор охарактеризовал как «дело чрезвычайной национальной необходимости»114. В своей речи Рейган обвинил никарагуанское правительство в торговле кокаином, похоронив, таким образом, статью в газете «Сан-Франциско Игзэминер» под тяжестью своих собственных необоснованных утверждений о никарагуанском соучастии в торговле наркотиками. История «Дела фрогмена» оставалась в тени в течение следующих семи лет.
