Какой-то тип распространил ни с того ни с сего слух, что «Турбиных» снимают, отравив нам этим сутки. В первый раз их сыграли четвертого.
Когда ехали обратно, купили номер журнала «Театр и драматургия» в поезде. В передовой — «Мольер» назван «низкопробной фальшивкой». Потом — еще несколько мерзостей, в том числе очень некрасивая выходка Мейерхольда в адрес М. А. А как Мейерхольд просил у М. А. пьесу — каждую, которую М. А. писал.
16 июня.Композитор Б. Асафьев — с предложением писать либретто (а он — музыку) оперы «Минин и Пожарский». Это — сватовство Дмитриева.
М. А. говорил с Асафьевым уклончиво — Асафьев вообще понравился ему — он очень умен, остер, зол. Но после ухода Асафьева сказал, что писать не будет, не верит ни во что.
17 июня.Днем — Самосуд, худрук Большого театра, с Асафьевым. Самосуд, картавый, остроумный, напористый, как-то сумел расположить к себе М. А., тут же, не давая опомниться М. А., увез нас на своей машине в дирекцию Большого театра, и тут же подписали договор.
26 июля.Завтра мы уезжаем из Москвы в Синоп под Сухумом.
«Минин» закончен. М. А. написал его ровно в месяц, в дикую жару.
Асафьеву либретто чрезвычайно понравилось. Он обещает немедленно начать писать музыку.
1 сентября.Сегодня прилетели в Москву с Кавказа. Разбита после самолета. Вылетели из Владикавказа в пять часов утра, в пять часов вечера обедали дома. М. А. перенес полет великолепно, с аппетитом поглощал пирожки и фрукты.
Конец пребывания в Синопе был испорчен Горчаковым. (В Синопе были: Горчаков, Марков, Вильямсы, Калужский с Олей, Ершов с женой.) Выяснилось, что Горчаков хочет уговорить М. А. написать не то две, не то три новых картины к «Мольеру». М. А. отказался: «Запятой не переставлю».
Затем произошел разговор о «Виндзорских», которых М. А. уже начал там переводить. Горчаков сказал, что М. А. будет делать перевод впустую, если он, Горчаков, не будет давать установки, как переводить.
— Хохмочки надо туда насовать!.. Вы чересчур целомудренны, мэтр… Хи-хи-хи…
На другой же день М. А. сказал Горчакову, что он от перевода и вообще от работы над «Виндзорскими» отказывается. Злоба Горчакова.
Разговор с Марковым. Тот сказал, что Театр может охранить перевод от посягательств Горчакова.
— Все это вранье. Ни от чего Театр меня охранить не может.
М. А. бросил работу. Мы уехали в Тифлис. Ездили на машине по Военно-Грузинской дороге. Были во Владикавказе, где когда-то так мучился М. А.
И вернулись в Москву.
9 сентября.Что предпринять М. А.?
Аркадьев — в Вене.
Из МХАТа М. А. хочет уходить. После гибели «Мольера» М. А. там тяжело.
— Кладбище моих пьес.
Иногда М. А. тоскует, что бросил роль в «Пиквике». Думает, что лучше было бы остаться в актерском цехе, чтобы избавиться от всех измывательств Горчакова и прочих.
Вечером — композитор Потоцкий и режиссер Большого театра Шарашидзе Тициан. Пришли с просьбой — не переделает ли М. А. либретто оперы Потоцкого «Прорыв». М. А., конечно, отказался. Потоцкий впал в уныние. Стали просить о новом либретто.
Потоцкий играл фрагменты из «Прорыва».
Ужинали.
14 сентября.Днем М. А. был у Аркадьева. Тягостный разговор. Аркадьев все время возвращался к «Виндзорским», настаивал, чтобы М. А. продолжал работу.
Вечером М. А. зажег свечи, стал просматривать «Виндзорских», что-то записывать.
Поздно вечером приехали: совсем больной, простуженный Самосуд, Шарашидзе и Потоцкий — «на полчаса». Сидели до трех часов ночи.
Самосуд:
— Ну, когда приедете писать договор — завтра? Послезавтра?
Это его манера так уговаривать. Сказал, что если М. А. не возьмется писать либретто, то он не поставит оперы Потоцкого.
М. А. в разговоре сказал, что, может быть, он расстанется с МХАТом.
Самосуд:
— Мы вас возьмем на любую должность. Хотите — тенором?
В половине третьего звонил Яков Л. — играет где-то на биллиарде с Мутныхом. Приветы.
Хороша мысль Самосуда:
— В опере важен не текст, а идея текста. Тенор может петь длинную арию: «Люблю тебя… люблю тебя…» — и так без конца, варьируя два-три слова.
Асафьев, кажется, сделал уже часть работы, потом заболел. Теперь его ждут сюда.
15 сентября.Сегодня утром М. А. написал письмо Аркадьеву, в котором отказывается и от службы в Театре и от работы над «Виндзорскими». Кроме того — заявление в дирекцию. Поехали в Театр, оставили письмо курьерше. Теперь М. А. волнуется, что она забудет передать его.
Видели Рафаловича. Он был ошеломлен сообщением М. А. об уходе…
М. А. говорил мне, что это письмо в МХАТ он написал «с каким-то даже сладострастием».
Теперь остается решить, что делать с Большим театром. М. А. говорит, что он не может оставаться в безвоздушном пространстве, что ему нужна окружающая среда, лучше всего — театральная. И что в Большом его привлекает музыка. Но что касается сюжета либретто… Такого ясного сюжета, на который можно было бы написать оперу, касающуюся Перекопа, у него нет. А это, по-видимому, единственная тема, которая сейчас интересует Самосуда.
25 сентября.Были у Потоцких. Он играл свои вещи. Слабо. Третий сорт.
1 октября.Договоры относительно работы в Большом и либретто «Черного моря» для Потоцкого подписаны.
Сегодня М. А. повез в театр заключения по поводу одного либретто и пьесы, которые ему дали для прочтения.
2 октября.Звонила Екатерина Георгиевна, Мелика — мать, что Мелик нездоров, что у него Шапорин, не приедет ли М. А. для переговоров? М. А. сказал, что приехать не может, попросил Шапорина приехать завтра к нам.
3 октября.Шапорин у нас. Играл свою оперу «Декабристы», рассказывал свои злоключения, связанные с либретто, которое писал Алексей Толстой. Шапорин приехал просить М. А. исправить либретто. М. А. отказался входить в чужую работу, но сказал, что как консультант Большого театра он поможет советом.
5 октября.Звонил Уманский из Литературного агентства: «Мертвые души» куплены на все англоговорящие страны. «Турбины» проданы в Норвегию. Кроме того, «Турбины» пойдут в этом сезоне в Лондоне, — последнее он прочитал в заметке в одной английской газете.
Днем зашли к нему в агентство. Он показал заметку, которую он называет «неприятной». В ней сообщается, что пьеса вначале была запрещена цензурой и как потом она была возобновлена.
