Проблемы укрепления доверия министры практически не касались, изложив в самых общих чертах те позиции, которые были уже заявлены ими в речах на конференции. Громыко говорил о «крупных политических шагах», а Шульц — о военных мерах доверия. Не было сделано даже попытки перебросить мостик между ними.
Обсуждение региональных проблем — Ближнего Востока, Африки, Центральной Америки — тоже было безрезультатным. Пожалуй, только в вопросах разоружения удалось достичь некоторых подвижек. Шульц сообщил о намерении выдвинуть договор о запрещении химического оружия, а Громыко согласился на возобновление Венских переговоров по сокращению обычных вооружений в Центральной Европе и дал понять, что в своё время можно будет приступить к переговорам по ядерным вооружениям. В осторожных выражениях министры условились продолжить конфиденциальный диалог между двумя странами на уровне послов в Вашингтоне и Москве.[64]
Встреча министров продолжалась 5 часов вместо намечавшихся трех. Это был весьма любопытный поединок двух мастодонтов Холодной войны. Как справедливо заметил посол Добрынин, «оба они глубоко верили в преимущество своей социально — политической системы, и оба не были готовы как— то поступиться своими идеологическими воззрениями во имя поиска более нормальных отношений между обеими странами. Оба не верили в возможность радикального улучшения этих отношений в обозримом будущем, хотя «ощупью» искали какой— то выход из опасного тупика.»[65]
А журналисты отметили, что они пожали друг другу руки у входа в советское посольство, когда встречались и когда прощались. Что ж, по тем временам и это уже могло считаться достижением.
АМЕРИКАНЦЫ БЕГУТ В ПАНИКЕ...
Непримиримая борьба СССР — США проходила не только на трибуне Культурхюсета или в зале Коллонтай советского посольства. Она имела знаменательное продолжение в сауне отеля Амарантен.
В советских посольствах был неписаный закон: если приезжает делегация министра или кого— либо из руководителей государства, всем сотрудникам, которые прямо не задействованы для работы с высоким гостем, в посольстве не появляться, чтобы не путаться под ногами у большого начальства. Им положено сидеть дома в пределах досягаемости и моментально явиться в случае необходимости. Так же поступили и мы с сотрудниками делегации на конференции. Они должны были находиться в отеле Амарантен, где остановилась делегация, и ждать.
Но вот незадача: звоню в отель по разным номерам — никто не отвечает, другой раз звоню — тот же результат. Вызываю исполнительного секретаря делегации С.Н. Модина:
— Где весь народ?
— В отеле.
— Как в отеле? Я звоню в номера — там никого нет.
— Они все в сауне.
— Что каждый вечер сидят допоздна в сауне? Их же инфаркт хватит! Что они там делают?
— Да, все парятся, — как— то замялся Модин. — Вы пойдите и посмотрите сами.
Улучив как— то полчаса, я забежал в эту сауну — благо сам жил в том же отеле. В парной на полке сидело с пол дюжины голых, красных, как раки, сотрудников советской делегации. Видя мой недоуменный взгляд, они жестами стали показывать на что— то позади меня. Я обернулся и обомлел. За моей спиной сидели две абсолютно голые девицы и о чем— то оживленно переговаривались. Тогда я понял все. Сауна была общая — для мужчин и женщин. Лишенные стриптиза в своей собственной стране, где он был строжайше запрещен, мои сотрудники наверстывали пробелы в сексуальном образовании, часами просиживая в шведской сауне.
Но не только они оказались жертвами вольных нравов шведской столицы. Как— то вечерком в эту сауну заглянули две секретарши из американской делегации и даже одна телохранительница госсекретаря, жившие, очевидно, в том же отеле. Не подозревая, что сауна общая, они разделись, но когда зашли в парилку и увидели голых мужчин, сработал инстинкт. Они завизжали и бросились прочь.
Советская делегация была довольна: заставили — таки американцев хоть здесь ретироваться.
* * *
За те четыре дня, что Громыко пробыл в Стокгольме, он встретился с премьер— министром Швеции Улофом Пальме и двенадцатью министрами иностранных дел, не считая социалистические страны. И всем говорил примерно одно и тоже, разъясняя советскую позицию.
Реакция была самой различной. В основном излагалась согласованная натовская позиция. Но, хотя были и нюансы, результатами своих бесед Громыко не был доволен. Покидая Стокгольм, сказал мне:
— По началу видно, что у ряда участников — Вашингтона, стран НАТО — нет серьезного намерения заняться важными мерами доверия. Они выдвигают обтекаемые формулировки, дипломатические увертки, но делового подхода нет. Конечно, есть в НАТО страны, которые понимают, что нужно поступать по— другому (Бельгия, Италия и Испания). Но существует и натовская дисциплина, и эти страны не хотят расходиться с Вашингтоном.
Шульц вел себя более покладисто, но изменений в линии США нет. Вашингтону важно пустить слух, что восстановлены контакты, идет обсуждение, что переговоры продолжаются.
Нужно твердо проводить нашу линию, чтобы не складывалось впечатления, что какие— то предложения выдвинуты, а потом на них настаивать не будем. Пусть лучше задержится согласование второстепенных мер, но отступать не надо.
Если бы западники вели себя разумно, то сказали бы: давайте сделаем сплав того и другого — неприменение силы наряду с оповещением и другими техническими мерами. Но сейчас и намека на это нет. Поэтому сбрасывать наши предложения никак нельзя. Нельзя давать волю желанию поскорее перейти к рассмотрению этих технических мер. Запомните хорошенько — для вас этой части директив не существует.
А в это время госсекретарь давал своему переговорщику инструкции противоположного свойства. Как свидетельствует Джим Гудби, в стокгольмском аэропорту Арланда Шульц сказал ему, что «хочет результатов от этих переговоров» и велел «по возможности тесно сотрудничать с Олегом Гриневским, чтобы это произошло».[66] Госсекретарь считал, что именно на конференции в Стокгольме можно наметить пути, которые помогли бы избежать нового витка напряжённости в отношениях двух сверхдержав.
В своих мемуарах Шульц подтверждает это. Он пишет, что, возвращаясь в Вашингтон, сказал:
