Хочу пополнить заметки о сценических ролях Высоцкого несколькими словами о «Вишневом саде» Чехова в постановке Анатолия Эфроса. Высоцкий играл в этом спектакле роль Лопахина.
Чехов — традиционный автор Художественного театра, но к его драматургии издавна обращаются и многие другие театры, по-своему интерпретируя его произведения. Для постановки «Вишневого сада» «Таганка» в первый, а может, и в последний раз (если не считать одной пантомимы, которая играется в двадцать два часа) приглашает режиссера со стороны.
Спектакль проявляет характерные черты творческого почерка Эфроса — стремление к предельной стилизации, при которой психологические состояния персонажей сгущаются до абстракции или гротеска, а от актера требуется подчеркнутое изящество. Артистизм, блеск, утонченность, филигранная отделка каждого движения — тоже обязательное условие театральных экспериментов Анатолия Эфроса. Существенную роль здесь играет и декор — на этот раз все решено в белом: сцена усыпана белыми лепестками цветущей вишни, герои в белых костюмах (за исключением лакея Фирса — Г. Ронинсон), пьеса играется при полном освещении, почти без затемнений. Соответственно стилю подобрано и музыкальное оформление: беззаботная игривость старомодных мотивчиков должна подчеркнуть контраст между чистотой белоснежных вишен и тем, что разыгрывается на этом светлом фоне.
Как в сюрреалистической картине, весь нужный и ненужный реквизит нагроможден на небольшом участке в середине сцены — скамейки и могильный крест, густая вишневая рощица и роскошные кресла… Знаменитый же шкаф нелепо стоит в глубине сцены, чтобы самим своим местоположением показать — мебель и вещи уже выброшены во двор, предстоит выселение, дом, а заодно с ним и вишневый сад сменят своих хозяев. Сюжетные ходы предрешены, нас ожидает явно не хрестоматийное прочтение пьесы.
Только Раневская Аллы Демидовой своим постоянным — с начала и до конца — присутствием на сцене пытается внести какую-то гармонию в хаос случайностей и страстей, разбушевавшихся при известии, что вишневый сад заложен и должен быть продан с торгов. Да, именно Раневская — Демидова с ее неспособностью к сделкам, с ее старомодным пренебрежением к нависающей над Домом опасности, с ее неприспособленностью и неряшливостью в денежных отношениях способствует более скорому краху имения. Но как раз ее обветшавший аристократизм и вызывает уважение даже у хищников типа Ермолая Лопахина.
Деньги всегда служили Раневской лишь для того, чтобы их раздавать, она не в состоянии понять, что их можно использовать для других целей. И когда она высыпает последнюю мелочь или дает нищему золотую монету, она не кажется нам ни смешной, ни жалкой, просто мы понимаем, что класс, к которому она принадлежит, вытеснен бессовестными нуворишами. В их руках окажется Знаменитый вишневый сад Раневских, о котором написано даже в энциклопедическом словаре. Ему пришел конец — деревья срубят, и на их месте вырастут дачи…
Как контрапункт бывшим собственникам мы воспринимаем Ермолая Лопахина в исполнении Высоцкого. В белом костюме, с бабочкой и в желтых туфлях, бывший мужик и потомок крепостных, вначале он мало чем отличается от окружающих, разве что своей практичностью и трезвыми советами, которые пытается давать. Но кто в доме разорившихся аристократов будет слушать какого-то купца, который к тому же предлагает ужасающую вещь — вырубить вишневый сад. Высоцкий не играет ни элодея, ни ничтожество, нет. Подчас можно даже подумать, что им движет доброжелательство к Раневской или даже нечто более возвышенное. В контексте образа — его воспоминания детства, когда госпожа спасла от жестоких побоев его отца, восхищение человечностью и добротой Раневской. Сейчас он Видит, что она оказалась в беде, и старается ей помочь. Но Раневская недвусмысленно дает Лопахину понять, что не нуждается в его помощи. Лопахин еще может примириться с тем, что не хотят слушать его советов, но когда даже вечный студент Петя (Валерий Золотухин) отказывается взять у него деньги взаймы, он не может не почувствовать обиды.
Краткий дуэт Высоцкого с Золотухиным полон подтекста, особенно когда они ползают по полу в поисках очков, разговаривая на разные темы, но начитанный Петя и в очках так же близорук в отношении будущего, как и без очков. Лопахин несколько неуклюже — как раз по ситуации — пытается скрыть, что знает о материальных затруднениях студента. Но отпрыск аристократического рода предпочитает унижению безденежье.
Разбогатев и купив имение с торгов, Лопахин Высоцкого оказывается в иной социальной прослойке, понятно, что он никогда не сможет нравственно подняться до разоренной аристократии. Словно осознавая это, Лопахин пытается выразить свои чувства, но не словами, а в танце. В нем, этом танце, и отчаяние, и радость от покупки имения, и обида на то, что Раневская отталкивает протянутую ей руку помощи.
В невероятном акробатическом прыжке артист отрывает ветку от вишневого дерева, потом снова подпрыгивает и начинает с бутылкой в руке свой страшный танец победителя и побежденного. В его движениях ярость и печаль, безысходность и беспомощность, желание изменить ход вещей, предотвратить крушение. Тут прощание с молодостью и иллюзиями, с образом женщины, поразившей его сознание. Как белое пламя кружится Высоцкий на белом фоне, и эта больничная белизна убеждает зрителя, что здесь оперируют с дистиллатом, с чистыми, простыми и ясными величинами. А страсти — особенно страсти героини — сложны, неопределенны, овеяны таинственностью неразгаданной женской души. «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже на кухню», — говорит с восторгом новый собственник. Эта мысль его опьяняет: «Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется… Это плод вашего воображения, покрытый мраком неизвестности…»
Замечателен в этот момент герой Высоцкого. Он выходит на сцену слегка навеселе и танцует свой первый танец на земле, которая теперь принадлежит ему, но не испытывая от этого никакой радости, потому что Раневская покидает его, уезжая в Париж, в неизвестность, вдогонку за бросившим ее любовником.
«Он абсолютно владел залом, он намагничивал воздух, он был хозяином сцены», — говорила о Высоцком его партнерша Алла Демидова.
Я смотрел «Вишневый сад» не только в этом театре, но и в некоторых других. На «Таганке» все было иначе, все преображено, все прочитано по-новому, совершенно неповторимо. После премьеры мы шли по московским улицам с Александром Николаевичем Арбузовым, который тоже помнил не одну и не две интерпретации «Вишневого сада». Мы говорили о том, что сейчас впервые стало ясно: Лопахин любит Раневскую! Такое толкование, предложенное Высоцким, определило основную тональность их взаимоотношений 8 спектакле, стало ключом к пониманию образа.
