Чтобы продолжить расследование дела Хелен Крогер, Супер-Смит, «Стоун» и их помощники решили изменить тактику допроса: чтобы судить о человеке, понять, чем он руководствовался, совершая те или иные поступки, надо хорошо знать его, и поэтому они стали позволять ей говорить и на посторонние темы — о литературе, о закупке книг в других странах, о детстве, проведенном в Канаде.
Следователи Скотленд-Ярда считали, что человек, рассказывая о себе, вольно или невольно раскрывается. Но нельзя забывать, что Хелен была очень умной и хитрой женщиной. Она прекрасно знала, что ее показания тщательно потом проверят, могут даже перепроверить через того же Питера. И в то же время Хелен заметила, что с ней обращались теперь не как с арестованной, а как с «гостьей», и в ответ она стала рассказывать им все о себе и, казалось, вполне серьезно. Они внимательно слушали ее, задавали различные, в том числе и прямые, вопросы, причем в такие моменты, когда она меньше всего была настороже. Однако сбить ее с панталыку было не так-то просто.
Понимая, что она одна «на поле боя» и ей предоставлена возможность импровизировать — лгать, когда можно и нужно, а правду говорить, когда она им, Крогерам, выгодна или была уже всем известна, Хелен, памятуя о том, что никаких доказательств у следователей нет, чаще держала язык на привязи.
— А радиостанция марки «Мэрфи» — она где была куплена вами? — продолжал вежливо «Стоун».
Хелен удивленно посмотрела на него. И реакция ее была абсолютно естественной:
— Я не имею об этом ни малейшего представления.
— Но откуда же она у вас взялась? Кто ее вам доставил?
— Мне это неизвестно. Я же всего-навсего домохозяйка.
— А кто же был на ней радистом? Вы или ваш муж?
— Мы не были ими. Муж занимался только коммерческими делами, я уже говорила вам об этом.
— А может, сам мистер Лонсдейл на ней работал?
— Я не хочу отвечать на этот вопрос.
— Послушайте, миссис Крогер. Так дело не пойдет. Вы можете просидеть здесь слишком долго и совсем зря. В вашем доме обнаружена действующая радиостанция, а вы не знаете, кто на ней работал. Как это понимать?
— Как хотите. Мне это все равно.
Супер-Смита, изрядно уставшего от однообразных малорезультативных допросов, такой ответ арестованной окончательно расстроил. Видя, что и «Стоун» уже скис, он вдруг резко воскликнул:
— Ваш муж сказал, что радисткой у мистера Лонсдейла были именно вы, миссис Крогер!
На ее губах появилась шаловливая задорная улыбка.
— Он не мог так сказать, потому что, как я уже говорила, никто из нас не был радистом. И вообще… Не тратьте понапрасну время, господа.
«Стоуну» от злости и от своего бессилия сломить ее упорство захотелось вдруг ударить эту маленькую непреклонную женщину. Он быстро встал, сделал вид, что хочет ее стукнуть, но не дотронулся до нее и неожиданно вышел из кабинета…
* * *
По английским законам обвиняемый не может находиться под стражей без предварительного слушания дела более семи дней. Но провести сложное следствие за короткий срок практически невозможно. Поэтому в Великобритании беззаконие ухитрялись творить абсолютно «законно»: уголовное дело представлялось магистрату или же судье с просьбой продлить содержание арестованного под стражей еще на неделю — и так могло продолжаться без конца.
7 марта, ровно через два месяца после ареста, Крогеров посадили в «Черную Мэри»[53] под усиленной охраной доставили в суд первой инстанции на Боу-стрит. Здесь, напротив знаменитого оперного театра «Ковент Гарден», должно было состояться предварительное слушание «портлендского дела» — своего рода генеральная репетиция, на которой должен был решаться всего один вопрос: достаточно ли у обвинения доказательств, чтобы выходить с этим делом в Олд Бейли.[54] В день его открытия многие английские газеты поместили сенсационные сообщения под крупными заголовками: «У шпионского кольца была прямая радиосвязь с Москвой!», «Микрофильмы секретных документов Адмиралтейства!» Однако в процессе слушания обвинением не было предъявлено доказательств фактов сбора, хранения и передачи шпионской информации потенциальному противнику, вследствие чего пришлось инкриминировать не шпионаж, а лишь «тайный сговор с целью нарушить закон о сохранении государственной тайны». Максимальное наказание по этой статье предусматривалось от трех до пяти лет тюрьмы.
Процесс над «портлендской пятеркой» должен был стать для Министерства юстиции самым важным из всех уголовных дел последних десятилетий. Еще бы! Ведь в «пятерку» обвиняемых входили представители трех национальностей: двое американцев — Питер и Хелен Крогер, двое англичан — Гарри Хаутон и Этель Джи и канадец Гордон Лонсдейл (Конон Трофимович Молодый), который руководил всеми операциями по проникновению в Адмиралтейство и в Центр по изучению биологических методов ведения войны. Предстоящие слушания в суде высшей инстанции вызвали большой резонанс не только в Англии, но и во всем мире: газеты были заполнены сенсационными сообщениями об аресте в Лондоне канадского коммерсанта-миллионера, который оказался русским шпионом. Его крупные снимки и огромные заголовки статей подогревали любопытство не только рядовых лондонских обывателей, но и представителей высшего света Великобритании.
Чтобы спасти этот процесс, а на суде первой инстанции не было приведено ни одного серьезного доказательства, за два дня до начала основных слушаний ранее назначенного председательствовать на суде Хилберри заменил сам Верховный судья лорд Паркер. Полицейские чиновники, сотрудники Секьюрити сервис, узнав об этом, спешно начали ревизию готовности к судебному процессу: тщательно анализировались каждый документ и вещественные доказательства, изъятые в доме Крогеров и на квартире Лонсдейла; досконально продумывалась тактика обвинения, которой следовало придерживаться на суде; многократно проверялись и дорабатывались юридические меморандумы как по существу самого дела, так и по процедурным вопросам.
И вот наконец наступил день открытия судебного процесса в самом Олд Бейли, в зале номер один.
Без пяти десять охрана ввела в зал группу обвиняемых — Лонсдейла, Хаутона, Джи и Крогеров. Их усадили в так называемый «док» — специальное место, отгороженное от зала барьером. Через три минуты появились генеральный прокурор и присяжные, облаченные в средневековые одежды: черные мантии, широкие белые галстуки и длинные парики. Ровно в десять торжественно прошествовали к своим тронным креслам на приподнятом подиуме трое сухопарых судей — в париках и ярко-красных мантиях, отделанных горностаем. Как только они уселись, в зале сразу установилась напряженная тишина.
