Возникает вопрос, действительно ли Орлов сдержал свое слово и не сказал ничего в ущерб партии и СССР?
В его книге описаны злоупотребления партии властью, а показания в сенате пролили свет на советские методы разведки. Его рассказ о похищении испанского золота, конечно, не улучшил отношений между Советским Союзом и Испанией. Но в отношении советских разведывательных операций, проводившихся уже в период его пребывания в США, он молчал как рыба и комментировал американцам только информацию, обнаруженную в «исторических материалах». Что касается Зборовского, то Орлов знал, что ФБР уже его разоблачило, поэтому он всего лишь подливал масла в огонь. Однако в отношении самого себя он не сообщил, что в Испании он руководил «отрядом коммандос», в задачу которого входило уничтожение троцкистов или тех, кого они таковыми считали. И о том, что он вербовал идеалистически настроенных американцев в состав Интернациональных бригад. Или же что еще до Испании, во время пребывания в Лондоне, он принимал участие в вербовке основных фигурантов «кембриджской агентурной сети» — Кима Филби, Дональда Маклина, Гая Бёрджесса, не считая еще трех десятков агентов, так до сих пор и не выявленных. В этих делах он полностью сдержал данное им слово и в течение двадцати лет скрывал от ФБР и ЦРУ разведывательную информацию, имевшую очень важное значение.
Это говорит о том, что в Советском Союзе он не заслуживал звания предателя. Он ушел от Ежова, отрекся от Сталина, но оставался верен ленинскому идеалу и его концепции советского государства. После смерти Сталина КГБ неоднократно принималось оценивать ущерб, нанесенный Орловым, и даже дважды в последние годы его жизни проводило беседы с ним в Кливленде. Оно пришло к однозначному выводу, что Орлов остался патриотом. Ему выдали свидетельство на возвращение на родину, но он отказался от него, сказав, что его страна стала для него чужой. И в этом ему можно было поверить.
Под кличкой Израэль Альтман
После каждой вербовочной операции проводивший ее чекист должен был составить отчет о ней, указав основу привлечения к сотрудничеству вновь завербованного, оговоренные с ним условия работы, а также воспроизвести по памяти основные моменты беседы. Компаньеро Браун — Александр Орлов закончил один из таких отчетов буквально накануне того дня, когда он получил обеспокоившую его телеграмму с назначенной ему сомнительной встречей. Он спешно покинул Барселону, оставив там свой отчет. Компаньеро Альтман уедет из города неделей позднее, но останется в Испании до октября. Он возвратится в США с тем же паспортом, выданным на имя Израэля Альтмана. Этим именем во время войны в Испании называли Морриса Коэна.
В своем отчете, который дошел до Москвы и оказался в первой коробке дела № 13 676, Орлов пишет, что после их первой беседы американец пришел в состояние чрезвычайной растерянности. Для того чтобы вывести его из этого состояния, пишет Орлов, ему пришлось провести беседу о возможности развязывания Гитлером мировой войны. При этом он подчеркнул, что с приходом к власти нацистов Германия превратилась в агрессора и, наконец, что у советских разведывательных служб нет более важной задачи, чем выявление гитлеровских планов агрессии против Советского Союза.
Когда генерал Фитин в конце 1941 года узнал об этих словах Орлова в ходе вербовочной беседы, у него не было никаких оснований для недовольства, даже с учетом того, что, произнеся эти очень лояльные слова, Орлов сделал спецслужбам реверанс и исчез, получив с этого момента статус предателя. Пассаж в его вербовочном отчете о чрезвычайной растерянности Альтмана не мог вызвать никаких подозрений: такие шаги всегда надо обдумать. Не было ничего неприемлемого и в объяснении, которое дал Орлов Альтману с целью склонить его к принятию этого решения — необходимо воспрепятствовать Гитлеру в осуществлении гегемонии над миром. Антифашистская основа всегда была сильной стороной вербовки иностранцев, особенно из состава Интернациональных бригад. Единственное, что могло сдерживать Фитина, так это мысль о том, что у Альтмана могли возникнуть сомнения, о которых Орлов не сообщил. Но какими могли быть эти сомнения?
Ответ на этот вопрос дает документ, которого Фитин в то время не имел. Естественно, что у НКВД всегда были какие-то опасения в отношении последней вербовки Орлова, которую он провел буквально накануне своего исчезновения. И доказательством тому служит тот факт, что летом 1942 года, перед призывом Морриса Коэна (Израэля Альтмана, Луиса) в армию США, руководивший его действиями оперработник Анатолий Яцков попросил его написать отчет о той беседе с Орловым. То, что написал Коэн, представляет собой набор уже вышедшей из употребления риторики, но в ней было несколько неожиданных моментов.
Согласно этому отчету, написанному в форме диалога и приобщенному (в переводе на русский язык) к делу № 13 676, компаньеро Браун начал с вопроса о симпатиях компаньеро Альтмана к Советскому Союзу. Это повлекло за собой довольно длинный ответ, в котором Альтман подтвердил свою преданность идеалам мировой революции. «С тех пор как мы верим в принцип построения на земле свободного общества, мы, американские коммунисты, всегда видели в Советской России поучительный пример». Для Альтмана Советский Союз являлся трамплином, с которого пойдет распространение коммунизма на все остальные страны. Он также высоко оценивал роль Советского Союза как «единственной крупной державы в мире, которая реально борется с «коричневой чумой».
На это Браун ответил, произнеся несколько возвышенных фраз: «Мы победили в 1917 году под знаменем интернационализма в руках рабочих всего мира». Это «мы» привело Альтмана к мысли о том, что Браун приехал в Испанию из России и что он опрашивает его таким образом, как это делал бы представитель разведки. Браун подтвердил, что это именно так. Альтман воспользовался ситуацией и задал вопрос о чистках в СССР: «Почему враги народа настолько многочисленны в Советском Союзе? И почему их выявляют среди людей, которые в недавнем прошлом считались преданными большевикам?» Альтман имел в виду лидеров ВКП(б) Рыкова, Томского, Бухарина и генералов Красной Армии Тухачевского, Якира и Уборевича, которых незадолго до этого расстреляли. «Я старался понять, — пояснил Альтман, — как такое могло произойти, но никто не смог дать мне убедительного ответа».
Браун спросил его, с кем он об этом говорил. Альтман ответил: «С компаньеро Стриком, компаньеро Алфредо и компаньеро Гуттиеро».
Первым, как мы видим, был Кирилл Орловский, вторым — Станислав Ваупшасов — советский советник при испанском партизанском движении. Как и Стрик, он преподавал в разведывательной школе в Барселоне. Во время Второй мировой войны он будет командовать соединением белорусских партизан и получит почетную награду Героя Советского Союза. Настоящее имя компаньеро Гуттиеро установить не удалось.
