Таким образом, рабочий день, как правило, сводился к травле баек с дежурным сегодня врачом и обсуждением наилучших способов решения оставленных им дома семейных проблем. Совсем редко в дверь тихо стучалась очередная, до безумия стеснявшаяся африканочка, и я с удовольствием переводил нашей полной терапевтше ее скромную просьбу: «ай хэв а период… ай ниид э коттон» как «дайте ей ваты, пожалуйста…». Кроме разговорчивой врачихи в состав врачебной команды входил много плававший и потому сурово пьющий, но знающий свое дело хирург, дотошливый эпидемиолог – инфекционист и старший врач, большой любитель волейбола.
Из Одессы мы шли на Алжир, где должны были забрать еще одну группу участников фестиваля, и потом, уже совершив столь важный для отоваривания экипажа заход на Канары, в Лас-Пальмас, шлепать через Атлантику на Гавану.
Свободного времени оказалось полно. Сориентировавшись, через пару дней я перебрался из своей маленькой служебной каюты на корме в более комфортабельную пустующую двухместную пассажирскую и начал ощущать, что жизнь удалась. Врачи меня полюбили – я с удовольствием выслушивал их рассуждения о смысле жизни и даже позволял себе иногда что-нибудь посоветовать. Поскольку делал я это, как правило, в том направлении, какое казалось верным и самому рассказчику (ах, умная моя сокурсница Маша: «…мы – не инженеры человеческих душ, мы – техники-смотрители…»), мои рекомендации ценились особо. Кроме того, переводя просьбы редких пациентов, я непроизвольно заодно ставил диагноз и подсказывал возможные действия, избавляя врача от необходимости в эту жару дополнительно размышлять. (В самом деле, если у бедной черной девочки месячные – так дайте ей бинты или вату, не так ли?).
Из акватории порта столица Алжира, именуемая так же, как и все государство, выглядит красиво – нависшая над морем, на крутом холме оживленная улица с высокими ослепительно белыми домами.
Попав в город, даже не сразу осознаешь, что это уже Африканский континент, Северная Африка. Вполне европейские бутики, оживленное организованное движение, прилично одетые люди, французская речь звучит, пожалуй, не реже арабской. Похоже, что жители второго по величине государства континента успели сохранить от долгой эпохи зависимости от Парижа все не самое худшее.
Приняв на борт большую группу ждавших нас участников фестиваля, мы к концу того же дня снялись на Лас-Пальмас. Уже в море к нам в госпиталь спустилась потрясающе красивая темнокожая девушка с весьма внятным английским, как оказалось из делегации Сейшельских островов. Стесняясь, она попросила меня объяснить врачам, что у нее что-то последние часы «тянет» внизу живота. Позвали хирурга и старшего врача. Рассматривать обнаженный черный животик с тонкой ниточкой курчавых волосиков на положенном месте мне было очень интересно, но эти медицинские «редиски» вместо того, чтобы дать мне такой же белый халат, напротив – попросили удалиться из кабинета, убеждая, что поймут пациентку сами. В общем выяснилось, что у черной девочки все характерные признаки аппендицита, и старший врач принял решение – срочно заказать операцию в Лас-Пальмасе. Наутро, поручив покупку обязательного мохера коллегам, он повез ее в местный госпиталь на операцию, предусмотрительно договорившись об услугах местного переводчика с берега. Все было сделано быстро и профессионально, и ко времени отхода девушку уже привезли обратно на борт. Через сутки все мы с любопытством изучали почти незаметный шрамик африканки, слушая восхищенное чмоканье с утра поддавшего хирурга. «Ты только погляди, как режут… у нас располосовали бы девчонке полживота, и гуляй потом по пляжу всю жизнь в закрытом купальнике…» Надо сказать, что даже мне, непрофессионалу, было очевидно, что все было проделано мастерски, и только маленький пластырь телесного цвета, удерживающий тампон, свидетельствовал о состоявшемся хирургическом вмешательстве.
– А почему у нас так не могут?.. – полюбопытствовал я у хирурга, когда девушку после осмотра отвели в каюту.
– Ну почему не могут. – он достал из-за шкафчика ополовиненную бутылку с болгарским коньяком «Плиска», поискал мензурки. – Схема операции другая, хлопот больше. Просто не надо это никому… не его проблема… Будешь? – он отвинтил крышечку с пузатой бутылки.
В том рейсе образовался обычный судовой романчик с худенькой администраторшей-переводчицей тоже из Москвы. Она пришла ко мне в каюту, жалуясь на побаливающую спину, и пришлось ее массировать, уложив на свою койку, последовательно снимая сначала легкую блузку, потом тонкий бюстгальтер, а потом и узкие трусики. В поиске разнообразия поз очень мешала страховочная перекладина сбоку, сделанная чтобы не оказаться на полу во время шторма, и нависающая сверху вторая свободная койка.
Гавана поразила меня не сочетаемыми, казалось бы, бедностью и неподдельным энтузиазмом горожан. Не знаю, что осталось у бедных кубинцев на сегодняшний день – вероятнее всего, только первое, но тогда их вроде бы искренний революционный подъем поражал. Все были готовы поддерживать Фиделя и социализм.
По знаменитой набережной Малекон, о которую разбивались волны океана, неторопливо ехали полуразбитые автомобил и, оставшиеся со времен пребывания тут американцев. Веселая ребятня прыгала в тридцатиградусную жару в резиновых полусапожках из нашего «Детского мира». Обшарпанные старые кварталы столицы выглядели ужасно, а они искренне хотели, что бы так же было на земле повсюду. У музея революции, где в прозрачном склепе была выставлена яхта «Гранма», на которой в 56-ом году братва Фиделя приехала освобождать многострадальный остров, местные юные пионеры клялись изменить мир. Они были уверены, что знают, как это сделать.
Две недели мы торчали в порту, пока наши пассажиры всех цветов кожи, собранные в разных странах судами ЧМП, представляли самих себя на фестивальных аренах… В каютах старой «России», конечно же, не было никаких кондиционеров, за десять минут можно было запросто задохнуться, и к ночи вся толпа вываливала на верхнюю палубу, устраиваясь на ночевку прямо на брошенных на политые водой доски одеялах и полотенцах. Рядом бок о бок стоял «Леонид Собинов» из нашего пароходства, посудина уже посовременнее, почти у каждого там были знакомые и днем, если делать было нечего, можно было сходить туда специально – подышать прохладою.
Однажды заботливые организаторы фестиваля посадили весь экипаж в прокаленный «Икарус» с пыльными занавесочками на окнах и повезли за 130 километров от Гаваны на знаменитый пляж Варадеро, причем впереди, по левой полосе узкой дороги, ехал кубинский полицейский на мотоцикле, заставляя все встречные машины прижиматься к обочине, пропуская почетных гостей международного фестиваля молодежи и студентов. Песок на пляже поражал своей белизной, чтобы окунуться в океан приходилось долго идти по мелководью, мы с переводчицей взяли водный велосипед и, явно давая народу тему для трепа, долго катались по тихой поверхности прозрачной воды. Потом на берегу затеяли что-то вроде дискотеки, и мы вместе со всеми пошли танцевать на мягком песке под какую-то народную мелодию…
