- Пошли, хлопцы! Воробьев и Салазкин - вперед. Филипп Афанасьевич и Торба - сзади, в группе прикрытия. Только не чихать!.. - Повернувшись к Биктяшеву, Алексей тихо спросил: - Ты, Хафиз, ракетницу мне дашь? - Не дожидаясь ответа, решительно сказал: - Сигналить буду я! С южной стороны открою по сараю огонь. Они начнут выбегать, ну а ты уж тут не зевай...
- Нет, не согласен!..
Алексей не дал ему договорить.
В темноте нащупал рукой пряжку командирского ремня Биктяшева. Под ней оказалась ракетница. Держась за ее рукоятку, Алексей тихо сказал:
- Не дури, Хафиз! Драться будем вместе. - Выдернул из-за пояса у Биктяшева ракетницу. Круто повернувшись, пошел к разведчикам. - Нужно будет, умрем вместе!
Ошеломленный Хафиз с минуту стоял не двигаясь. Потом догнал Алексея, с усмешкой прошептал:
- Нервный ты человек, Алеша! Возьми-ка еще два ракетных патрона... Да пулеметик прихватил бы ручной... Я даю, Алеша!..
Шли тихо. Впереди бесшумно двигался Яша Воробьев. Встанет он замирает вся группа, присядет - то же делают и остальные.
Спят в сарае фашистские солдаты...
Алексей Гордиенков поднимает руку с ракетницей.
Не успели еще погаснуть свечки кумачовых ракет, как пулемет Дегтярева в крепких руках Яши Воробьева ударил по сараю.
Следом за ним заговорили трескучие автоматы, загремели выстрелы короткоствольных карабинов. Над сараем взвился столб кровавого пламени. Крышу сорвали гранатные взрывы. Послышались крики.
ГЛАВА 7
Полковой трубач Трегубов, пробираясь на командный пункт первого эскадрона, угодил на краю соснового бора под жестокий огонь и потерял коня. Чувствуя, что конь валится на правый бок, Трегубов с казачьей ловкостью вырвал ногу из стремени и соскочил на землю. Упав на живот, он слышал, как над его головой со свистом пролетал огненный веер трассирующих пуль. Трегубов все плотнее прижимался к земле, хвоя царапала ему щеки.
Когда огонь стих, Трегубов, приподняв голову, увидел конские ноги с блестящими потертыми подковами, дергавшиеся в предсмертной судороге. Он подполз к седлу, расстегнул переметные сумы, трясущимися руками стал перекладывать патроны в вещевой мешок.
- Ах, Мишка! Мишка! - шепнул он, не утирая катившихся по щекам горячих, попадавших ему в рот слез. На шелковистой, кудрявой от пота конской шерсти выше передней ноги вздрагивала и билась холодеющая мышца...
Трегубов, вскинув вещевой мешок на плечи, пошел навстречу грохотавшему бою. На фоне ржаного поля далеко была видна его фигура, а за его спиной, как цветущий мак среди колосьев перезревшей ржи, горел на трубе малиновый вымпел.
Чалдонов стоял на сером огромном валуне и смотрел в бинокль на горевший танк.
Он торопливо прочитал донесение, отрывисто сказал:
- Опоздали!.. - Скосив черные глаза, посмотрел на широкое, исцарапанное лицо Трегубова с грязными потеками на щеках.
- Коня... - заговорил было трубач. У него вздрагивала и тряслась нижняя челюсть.
Но Чалдонов не видел и не слышал его. Он снова поднес бинокль к глазам. Посапывая, тяжело дышал.
- Трегубов, - не поворачивая головы, крикнул Чалдонов, - быстро играй: "Коноводам первого эскадрона на галопе подать лошадей!.."
- Да что вы, товарищ старший лейтенант! - Трегубов от удивления раскрыл рот.
- Играй, говорю! - властно крикнул Чалдонов. - Кони чтобы были здесь через пять минут!.. Ну? - Рванул от глаз бинокль и зажал его в кулаке. Он был страшен в эту минуту и красив.
Трегубов рукавом гимнастерки вытер дрожащие губы, приложил к ним трубу, надул щеки. "Трата-а-а-а! - резко взвизгнула труба и запела: Коноводам подать лошадей!.." Звонко и далеко полились звуки, убегая в густую зелень леса, проникая в самые тайные его уголки.
Неизвестно, что могли подумать немцы, но казаки, забывая о свисте пуль, поднимали из окопов головы и с изумлением прислушивались.
Что-то необыкновенно волнующее было в этих певучих звуках, призывное, тревожное, ободряющее!..
Через двадцать минут эскадрон был на конях.
Чалдонов, оставив на поле несколько пулеметов, приказал выдвинуть их ближе к деревне и дать огонь по северной окраине, не выпуская немецкую пехоту. После крика "ура" огонь прекратить. Сам же на широком аллюре повел эскадрон в направлении Подвязье - на юг. Но, войдя в ближайший лес, неожиданно круто повернул на восток. В лесу объяснил людям задачу, коням дал отдохнуть, оставленных для прикрытия пулеметчиков скрытно подослал к деревне на расстояние трехсот метров и с клинками наголо, на сумасшедшем карьере ворвался в Устье с запада.
Темно-серая, с черной гривой, похожая на мустанга Нарта внесла Чалдонова в деревню первым. Фашисты кинулись врассыпную по огородам. Трескуче щелкали выстрелы, рвались гранаты. Чалдонов, поблескивая клинком, носился по деревне. Уцелевшие два танка повернули и покатили в направлении Митьково, где их хорошо встретил посланный Доватором артиллерийский капитан с черными усиками. Третий подбитый танк спешенные казаки закидали гранатами. Взорвали десять автомашин. Не успевшие бежать фашисты были порублены, один захвачен в плен.
Вся операция была проведена в течение получаса, без единой потери.
Вспоминая впоследствии эту операцию, Лев Михайлович Доватор шутя говорил газетным корреспондентам: "У меня есть такие хлопцы - в конном строю танки атакуют и клинком рубят..."
Бой утих. Казаки выводили трофейных куцехвостых бельгийских лошадей и по распоряжению Чалдонова запрягали их в немецкие, на высоких колесах, фуры. Трегубов с трубой за плечами уселся на рослого битюга и нещадно колотил его шпорами по бокам. Лошадь слушалась плохо, шла неровной, тряской рысью. Трегубов, неуклюже и смешно подпрыгивая, подъехал к группе казаков.
Сюда же подъехал и Чалдонов. Нарта, не успевшая остыть после боя, все еще всхрапывала, рвала повод, сверкая черными глазами, выгибая шею, сердито косилась по сторонам.
"Не конь, а черт", - с завистью подумал Трегубов. Сравнявшись с группой казаков, Чалдонов поднял вдвое сложенную нагайку, повертел над каской и, медленно опуская ее к стременам, зычно подал команду: "По коням!"
Казаки быстро выводили коней.
- Товарищ комэска! Тут пленный! - крикнул кто-то.
Чалдонов повернул голову. Среди расступившихся казаков стоял в потертом, мутно-сером френче высокий, краснолицый, с рыжими усами немец. Рядом с ним, с автоматами в руках, выпачканные в грязи, стояли Буслов и Криворотько.
- Где ж вы были? - крикнул Чалдонов, сдерживая кипевшую в груди радость. - Быстренько докладывайте! Времени у нас нет! - Чалдонов нетерпеливо постучал плеткой по передней луке.
Буслов не спеша счищал с рукава грязь. Сунув руку в карман, достал чистенький, аккуратно сложенный платок и начал протирать им автомат.
