Ночь. Я сижу на земле под окном, на пятом этаже многоэтажного дома. Бумага освещается притушенным карманным фонарем. Detoke men a selanna[64]. Проходит время, нет луны, темно, тревожно. Нефтяные хранилища охвачены пламенем. Видно, как из пулемета открывается стрельба трассирующими пулями по какой-то цели на безлюдной улице.
Я думаю о привете, полученном от человека через несколько дней после того, как он умер. Где я? Среди мертвых, которые пока еще живы?
Живого от мертвого отделяет только время. Там, где время исчезает, они сосуществуют вместе, под одной крышей.
24 сентября
В ходе последних ночей город подвергался сильным воздушным налетам противника, в деревянных кварталах разрушены многие улицы. Штаб полка был буквально выкурен из подвала казарм, и для него было вырыт блиндаж в склоне узкого оврага.
25 сентября
Дивизия, сосед справа, пробилась через город до Волги.
26 сентября
Начало нового наступления. Свежие дивизии должны утром нанести первый удар по северной части русских позиций перед Сталинградом и в самом городе, крупным предприятиям: «Баррикады», «Красный Октябрь» и тракторному заводу.
Мимо проезжали нескончаемые колонны запряженных лошадьми обозов. Эти свежие дивизии, на которые еще не наложил свой отпечаток Сталинград, испытывают абсолютную уверенность в своих силах.
27 сентября
Было еще темно, когда я сел в джип – трофейный автомобиль – командира батареи штурмовых орудий. Когда мы приблизились к развалинам казарм летчиков, безоблачное небо на востоке стало розовым. Наступало время артиллерийских обстрелов и ударов пикирующих бомбардировщиков. Начавшийся огонь противника вдруг стал таким невиданно мощным и ожесточенным, что мы мгновенно выпрыгнули из нашего автомобиля и упали в окоп рядом с мощеной дорогой. Вокруг гудят реактивные снаряды установок залпового огня. Наши отвечают выстрелами из штурмовых орудий. Это продолжается с перерывами еще долго. Затем сумел попасть в здание казармы, где установлены наблюдательные посты артиллерии и имеется хороший круговой обзор сегодняшнего поля боя. Казарма находится на возвышенности, которая простирается к востоку в сторону Волги. Город здесь, в северной своей части, сильно сужается по сравнению с южной частью Сталинграда. Здесь – основной промышленный район. Из дымки, пожаров и столбов дыма торчат многочисленные высокие фабричные дымовые трубы, как хвойный лес на фоне неба.
Снаряды, выпущенные из пушек русских танков, свистят вдоль фасада казармы и попадают в ее каменные стены. Наши позиции обстреливаются русской пехотой из противотанковых ружей, а также пулеметов. Является ли это наступление случайным совпадением с нашими собственными планами? Вероятнее всего, противник намеревается опередить наступление немцев, ему известно о его дне и часе. (Неудивительно, так как не секрет, с какой беспечностью осуществляется связь между немецкими пунктами управления!)
Однако теперь в бой вступает наша артиллерия, на позиции противника пикируют бомбардировщики. Возникает страшное опустошение в тех районах, где находятся наступающие и готовые наступать русские войска. На этот раз все идет с полным успехом для нас. Оставшиеся в живых русские окружены атакующими немецкими пехотными частями. Танки ведут наступление почти до завода «Красный Октябрь». (Контрудар советских войск 62-й армии из-за малочисленности захлебнулся через 2 часа. Немцы перешли в наступление, и к середине дня 27 сентября 80 немецких танков с пехотой ворвались в поселок «Красного Октября», где и завязли в уличных боях. – Ред.) Тем не менее правый фланг, близкий к Волге, не двигается с места. Там мы останавливаемся на высоте 102 (Мамаев курган. – Ред), но противник там окопался на косогоре и сильно закрепился.
Я стою за зданием казармы, под его прикрытием. Артиллерия обстреливает голую гряду холмов на правом фланге, в том же направлении ведется стрельба из танков и пулеметов. Из тыла прибыла обозная повозка, запряженная лошадьми, и остановилась около меня. Ездовой останавливается за зданием и дает некоторое время отдохнуть двум низкорослым крестьянским лошадям. Вместе мы выкуриваем по сигарете и болтаем о чем-либо, кроме войны. Но затем он снова идет к повозке, хватает вожжи и вновь погоняет лошадей. Выносливым ретивым лошадкам не нужен кнут, они быстро пускаются рысью, вскоре на открытой местности они мчатся галопом по простреливаемой возвышенности. Я смотрю вслед ездовому, вижу, как он жертвует собой, как по нему ведется стрельба. Наконец, через 300 метров дорога спускается вниз, там обстрел не так страшен. Теперь ездовой едет шагом, оглядывается еще раз, кивает и спускается в овраг. Это пожилой солдат, которому за пятьдесят, крестьянин из старой Баварии.
1 октября
Командный пункт полка оборудован в обрывистом склоне оврага, поэтому и мины минометов едва ли могут его поразить. Я подключаюсь к двум связистам – они в 9 часов вечера отправляются в батальон, который сегодня вечером не принимает участия в наступлении. Связистов посылают только вдвоем. По меньшей мере один должен вернуться назад. Днем постоянно растущее число минометов противника – они здесь эффективнее артиллерии – осыпают минами каждый квадратный метр земли, в то время как ночью совершаются авиаудары. Ночью видны звезды, бледно сверкает полумесяц. Внизу, в овраге глубиной 30 метров, абсолютно темно. Я следую за связистом, который идет впереди, по пятам, наблюдая за изгибами ручья, к которому прижимается тропинка, а также за проводом полевой линии связи, который проходит над ручьем. У правой стенки оврага тропинка ведет вверх по ступеням, которые вырыты в сухой глине, твердой как камень. Добравшись до верха, мы переводим дух. На севере, в промышленной части города, пожары. Каждый очаг пожара отражается на небосводе розовым блеском.
Мы быстро проезжаем по пустынной местности, изрытой воронками, и едем по мощеной улице, которая через несколько минут начинает петлять из стороны в сторону. Сгоревшие деревянные избы, стены разрушенных каменных домов. Связисты приятно удивлены, что сегодня ночью так тихо. Редко поблизости раздаются разрывы снарядов. (Вечером здесь был кромешный ад от бомб и артиллерийско-минометного огня.) Мы добрались до большого двора, к которому примыкает высокий многоэтажный дом.
Спускаемся в просторный подвал. Тут полным– полно солдат, которые лежат на полу или деревянных нарах или сидя дремлют на стульях. Все они спят. Душный воздух наполнен храпом и хрипом. Полумрак. Только на другом конце помещения от керосиновой лампы исходит слабый свет. Он падает на длинный стол. На нем стоят полевые телефоны, разложены карты, за столом сидят офицеры.
