За два-три месяца идеологи двадцатимиллионной Коммунистической партии Советского Союза, имеющей почти столетний опыт борьбы со всякого рода оппортунизмом и фракционностью, полностью ревизовали ее прежние идеологические установки, написав новую программу в духе современной социал-демократии. Как объяснить такую поспешность? Отчего в считанные месяцы признанные политические стайеры вдруг стали спринтерами? Осмелься кто-либо заговорить об этом несколько лет назад, он был бы пригвожден к позорному столбу, приговорен к политической смерти.
Очевидно, что за всем этим стоял страх потери власти, а не марксистско-ленинских идеалов, экономический интерес, а не вера в коммунистический иконостас. Удержать власть, остаться у государственной кормушки правящая элита пыталась любой ценой.
Первоначально выдвигается лозунг о необходимости разделить функции партии и государства, о построении правового государства и "социализма с человеческим лицом", однако под напором новых политических сил, возникших вначале в виде неформальных (поскольку формальные, т. е. легальные, были запрещены) объединений и народных фронтов, а затем уже и в виде официальной парламентской оппозиции – Межрегиональной депутатской группы, партия была вынуждена лавировать и отступать.
У Горбачева и его окружения не хватило политической воли и дальновидности отмежеваться от ортодоксального марксизма-ленинизма и пойти на создание демократически ориентированной социалистической партии (в русле социал-демократической традиции), как это предлагалось им сторонниками демократического обновления КПСС на XXVIII съезде, оказавшемся последним в ее истории. Между тем шанс, как показывает последующее развитие событий, радикально реформировать партию и избавить страну от множества страданий и испытаний существовал, но использован не был.
После краха коммунистической системы и запрета КПСС начался медленный процесс структурирований политической жизни страны. Демократическое движение, которое казалось единым, пока шла борьба против тоталитарной системы, немедленно раскололось в борьбе амбиций и фракций на множество течений. Параллельно этому происходит активизация неокоммунистических и националистических сил под лозунгом непримиримой оппозиции, в этих условиях руководители новых органов власти, начиная с Президента Ельцина, предпочли занять внепартийную позицию, чтобы уйти от политических дрязг и раздоров. Ясно, что долго такое положение сохраняться не могло, и уже на парламентских выборах в декабре 1993 года практически все представители властных структур объявили о своей принадлежности к той или иной партии, но на период так называемой демократуры (представляющей собой сложное переплетение элементов демократии с сохраняющимися элементами старого тоталитарного режима в политической и государственной жизни) такое дистанцирование от сиюминутной политической (партийной) борьбы было необходимо и давало больше возможностей заниматься прямым делом по налаживанию новой жизни.
Политические изменения в жизни нашей страны происходят столь стремительно, что мы не всегда успеваем полностью осознать масштабы происходящих событий. Ясно, однако, одно: что коммунизм с его "лагерной" идеологией, с его противостоянием нормальным процессам цивилизованного развития перестал быть альтернативой в выборе человечеством своего будущего. И в этом историческая заслуга молодой российской демократии, в муках рождающейся на развалинах коммунистической системы.
В Советском Союзе уже давно, начиная с 60-х годов, много писалось и говорилось о необходимости реформирования экономики. Но дальше слов дело не двигалось, так как сама система (политическая и экономическая) была к реформам невосприимчива. Устойчивые системы вырабатывают стойкое противоядие против реформ, стремясь свести их к незначительным модификациям существующего. И это способно парализовать любые реформы, особенно когда они предпринимаются с единственной целью: почистить фасад, наложить грим и вместо "казарменного" социализма получить "социализм с человеческим лицом".
Горбачев провозгласил реформаторский курс решительнее своих предшественников. Но отсутствие ясной концепции и цели реформ вместе с сильнейшим сопротивлением центральной и местных номенклатурных элит привело к тому, что реформы (перестройка) начали осуществляться на редкость бестолково.
Сначала на первый план выдвигается ускорение развития в рамках существующей системы, затем – неожиданно – стержнем перестройки становится антиалкогольная кампания, которую сменяют госприемка и программа развития машиностроения. Ни о реформе собственности, ни о земельной реформе, ни о политическом реформировании строя пока еще речи нет. Тем неожиданнее для всех жителей страны оказалось то, что произошло с ней буквально за два года – с мая 1989-го до августа 1991-го.
Все, что делалось, делалось методом проб и ошибок, а действия властей носили скорее ситуативный, импровизационный, чем продуманный, характер, – таково общее впечатление от экономической политики периода горбачевской перестройки. К сожалению, это полностью относится и к последующему этапу экономических реформ, связанному с именами Ельцина и Гайдара.
Реформы Гайдара, на первый взгляд, были более решительны и продуманны, чем все предшествующие попытки реформирования социалистической плановой экономики. Справедливости ради нужно отметить, что эти реформы начались в крайне неблагоприятных условиях: в момент, когда страна оказалась в глубочайшем политическом и экономическом кризисе. Все, казалось, было против объявленных реформ:
1) к 1991 году мы получили в наследство полностью разлаженную и деформированную административно-командную экономику, сердцевиной и двигателем которой была Коммунистическая партия. С ее исчезновением рухнуло и все остальное;
2) внешнеполитический, экономический и социальный фон в стране был крайне неблагоприятным для начала реформ. О предстоящей либерализации цен было объявлено загодя – за полтора месяца до начала. В результате к моменту проведения реформы полки магазинов были абсолютно пусты и серьезные трудности с продовольствием в стране начались задолго до начала реформы. Шоковая терапия еще не началась – о ней только говорили, – а большинство людей уже находилось в шоке от невозможности приобрести необходимые товары. Очереди и карточки стали неотъемлемой частью повседневного быта большей части населения страны. Невозможно было приобрести самые простые и необходимые вещи: зубную пасту, мыло, носки, обувь и т. п. Начало реформы было приурочено к 1 января, т. е. к наиболее неблагоприятному по сезону времени, когда ситуация с продовольствием объективно была особенно напряженной;
