Малкольма, но это – совсем не то, чего я хотел. Тексты становились все жестче и жестче. Стив… Я тогда и не подозревал, что он не умеет ни читать, ни писать, и списал его отсутствие интереса к тому, что у меня было на бумаге, на простую небрежность. Это оказалось не так; на самом деле он просто не имел ни малейшего понятия, о чем я. Единственным, кто действительно читал тексты, был Пол Кук – его интересовало то, что я придумывал. Подход же Глена был таков: «Это не соответствует музыке. Ты не попадешь в такт». Как тут не подумать про себя: «Да только попадись ты мне, долбоеб!» Но между нами никогда не было открытого насилия. Пинались и толкались, но ничего откровенно грубого или отвратительного.
Нам вполне грозила опасность ударить в грязь лицом, но мы уперлись, и все получилось. Мы и в самом деле усердно работали, что часто упускают из виду. Да, мы работали очень, очень тяжело, и совсем без денег. Одним из тех, кто обратил на это внимание, был Крис Спеддинг, бывший в то время гитаристом Брайана Ферри. Он потратил немало времени, чтобы нас кое-чему научить. Отвез нас в настоящую студию звукозаписи и помог сделать демозапись, которая оказалась просто фантастической. И это открыло наш разум для новых возможностей.
До этого мы делали и другие демо с нашей дорожной командой, состоявшей из парочки хиппи с завалявшейся звукоаппаратурой, но это совсем не то же самое, что работать с профессионалами, – когда ребята, на самом деле занимающиеся звукозаписью, показывают, как все делается. Это было фантастически и лишь укрепило наше желание двигаться дальше.
Со стороны Малкольма отсутствовала какая-либо стратегия. Все происходило случайно – он действовал, скорее, наобум. Поднять трубку и сделать звонок – чего он даже сам не делал, этим занималась Софи, – не думаю, что это можно назвать стратегией. Малкольму каким-то образом удавалось вызвать раздражение у каждого, к кому бы он ни обращался. Многие агенты выгоняли его из офисов, некоторые даже с применением физической силы. Им не нравились его высокомерие, его тон, его поверхностность. Ты можешь быть снобом, но веди себя прилично. Эти ребята не хотели тратить свои деньги на то, что им представлялось фантазиями какого-то помешенного на собственном эго парня.
Он устроил нам кучу концертов на севере, но заказывать Sex Pistols на встречу тедди-боев в Барнсли было не очень умно, правда, Малкольм? Вечер мог закончиться очень печально. Когда вы находитесь в не том месте, играя для не той публики, концерт может стать настоящей зоной боевых действий. На тот момент у нас все еще был наигранный пятнадцатиминутный сет, который пришлось исполнить дважды. Среди публики преобладали очень злые тедди-бои средних лет. Они пытались вспомнить свою юность, но у нас – юнцов нового поколения – не было того, что им хотелось.
Следующий вечер в Скарборо оказался просто невероятным. Ненависть! Погода выдалась совсем не по сезону, и вокруг не было никого, кроме местных. Снаружи шел проливной дождь, жуткая холодрыга и штормовое море. Со сцены, через заднюю стену клуба, в которой были сделаны огромные окна, виднелся океан.
А перед сценой столпилось человек триста залившейся пивом гопоты, которые совершенно точно думали: «Эй, слабаки с юга, а не слишком ли сильно вы выеживаетесь?» Я пытался петь, дубася приближавшихся ко мне штативом микрофонной стойки – железным наконечником, который удерживает стойку вертикально. Через какое-то время ты уже входишь в раж, не пропускаешь ни единого такта и продолжаешь песню, и это становится чрезвычайно интересным для людей, которые до того считали тебя своим врагом. Они начинают обращать на тебя внимание, потому что ты тут не просто ради какой-то провальной потасовки, у тебя, видимо, цель поважнее. В конце концов эти люди воспринимают тебя своим приятелем только потому, что в тебя только что угодили бутылкой. Это уважают.
Каждый концерт был похож на битву, но мы выдержали. Музыкальная пресса начала освещать то, что они называли «насилием» на наших концертах, но, надо сказать, они изо всех сил старались выискивать подобные инциденты. Да пойдите на концерт Джастина Бибера, даже там в зале могут начаться драки. Это в порядке вещей. Заведите кучу людей одновременно в одно здание, и будет потасовка.
Никогда, ни в коем разе я не проповедовал насилие. У меня настоящее рабочее происхождение, и в моем окружении насилие считалось в порядке вещей, а мне, возможно из-за перенесенной в детстве серьезной болезни, приходилось всегда искать иной выход из положения.
Может быть, я и говорил что-то там, чуть выше, но… О, это все шуточки! Никогда не принимайте это за сопротивление, если, конечно, меня не пытаются убить, тогда у меня найдется сказать что-нибудь посерьезнее. Мне нравится давать и брать. Нравится, когда люди выкрикивают что-нибудь. Я отвечаю. Это связь. Они – люди, они пытаются поздороваться. Они вовсе не желают тебя оскорбить, хотя некоторые их реплики могут обернуться именно так.
Дерьмо иногда случается, и время от времени в зале появляется какой-нибудь человек, от всей души ненавидящий саму землю, на которой вы стоите, и тут уж ничего не попишешь, приходится иметь с ним дело напрямую. Самое последнее, что можно сделать, – покинуть сцену, поскольку 99,98 % зрителей находятся в зале с абсолютно правильными намерениями. Ты просто должен принять вызов.
В Лондоне из-за всей этой ерунды дошло до того, что никто не хотел разрешать нам играть в своем клубе, кроме Рона Уоттса из «Клуба-100» [136]. Рон мне очень нравился. Он был воспитан на джазе. И это – джаз-клуб, но, будучи парнем очень честным и непредубежденным, Рон был готов дать шанс любому. Он как-то сказал тогда: «Будь это Джордж Мелли [137] или Sex Pistols, какая разница?»
Не думаю, что ему очень нравился Малкольм, но, с другой стороны, того вообще мало кто любил. Малкольм заявился туда в своем фирменном стиле «Я – королевское высочество» и умудрился оскорбить персонал и владельцев этой явной помпезностью. Он всегда старался преувеличить свое положение, что, конечно, делало его мишенью бесконечных насмешек не только со стороны посторонних, но и даже со стороны Стива Джонса – он был в этом, ффу-у-ух, как масло на тосте. У этих двоих сложились очень странные отношения. Стив не хотел ничего делать без разрешения Малкольма, однако потом день и ночь над ним подтрунивал. Глубоко порочная манера, но Малкольму, похоже, это нравилось. Пойди тут разберись.
Я же не мог растрачивать свою энергию на сарказм по отношению к Малкольму. Чем дальше я держался от этого, тем меньше была вероятность выпалить
