— Мой отец в юности любил тут ловить рыбу, — сказала я и обратилась к буфетчице, которая смотрела в окно на дорогу и проезжавшие мимо автомобили. — А кафе ваше давно здесь?
Та пожала плечами и кивнула на пожилую пару за столиком в угловой кабинке:
— Спросите у них.
Женщина там перестала жевать и сказала, что раньше на этом месте стояло другое кафе, но то давно сгорело.
— Значит, старое кафе было здесь же, только помещение новое?
— Да, — ответила женщина и снова принялась за обед.
— А старое кафе долго тут стояло?
— Сорок пять лет. Тогда здесь работала Мери.
Я потянулась и поднялась с места, чтобы рассмотреть старые картинки на стенах, которые, как я решила, попали сюда из сгоревшего кафе. Я попросила у мальчиков разрешения сфотографировать удочки у окна. Они хихикнули и разрешили. Потом, взглянув на Каденс, я поняла, что ей уже не терпится ехать дальше. Я сказала, что только сфотографирую дорожный указатель с названием и взгляну на ручей, до которого от кафе был несколько шагов. Я расплатилась по счету, взяла фотоаппарат и быстрым шагом направилась к дорожному указателю. Ручей оказался мелкий, форель в нем вряд ли водилась, зато по берегу росла ежевика. Я остановилась и собрала самые крупные, сочные ягоды. Потом я заметила Каденс, которая стояла прислонившись к машине и ждала меня.
— Где ты была?
— Ела ежевику.
Она будто хотела что-то сказать, но передумала.
Мы продолжили путь вдоль берега в Юджин. В летнем воздухе дрожала дымка, от пятнистых зеленых теней рябило в глазах. Блестела река, теперь исчезавшая из виду лишь на минуту, на две. Перед самым Юджином горы вдруг расступились, и мы оказались в крохотной, почти плоской долине, где была территория национального парка и по берегам везде стояли летние домики.
Вскоре наша узкая двухрядная дорога вышла на шоссе. Я опять зашуршала картами и открыла справочник, чтобы найти мотель. Пейзаж из зеленого быстро стал серым. Виадуки, пешеходные зоны, площади с торговыми комплексами. Реки больше было не видно. Мотель мы решили искать в районе Университета штата Орегон, где они были нам по карману. В мотеле за стойкой сидела вполне современная молодая девушка с модной стрижкой, и мы наконец будто вернулись в настоящее время. У всех, кто попадался нам по дороге, прически, одежда были как в семидесятых. Девушка оказалась нам очень полезной. Она прекрасно знала, где школы, в которых учился отец: у нее там же учились родители. Она взяла нашу карту, отметила их кружочками, и я решила туда съездить на следующий день.
Номер оказался с телевизором. Мы с удовольствием сели смотреть дурацкий ужастик семидесятых годов «Байки из склепа». В тот момент, когда девочка собралась впустить в дом маньяка Санта Клауса, который убьет ее мать, Джоан Коллинз, Каденс вдруг уставилась на мои ноги:
— Я что, тебя вчера так обожгла?
Накануне, когда Каденс взялась ворошить непрогоревшие дрова, одна палка вылетела из костра и попала мне по ногам.
— Кажется, да, — сказала я, проследив ее взгляд.
Каденс присмотрелась и покачала головой:
— Никакой это не ожог. Это твоя идиотская ежевика.
Пятно действительно оказалось от ежевики. Я сняла тенниски и показала Каденс. Белые подошвы тоже все были лиловые. Я снова набрала номер бабушки и снова считала гудки, почти уверенная, что трубку она не снимет.
— Итак, какой план на завтра? — спросила Каденс.
— Едем к бабушке. Будем надеяться, она меня не выгонит.
Самой Каденс нужно было только купить подарок приятелю. Палатка и подарок были единственными условиями, на которых она пустилась со мной в путешествие.
Мы отправились в ресторанчик, съели скверный и дорогой обед, после чего вернулись в мотель. Я позвонила проверить, как там без меня моя дочь, и узнала, что она заблудилась в лесу и ее искали целых двадцать минут. Заблудилась же она потому, что, как сказала Элизабет, они играли в погоню за облаками.
— Больше мы в лес не пойдем, — сказала Элизабет, неуверенно засмеявшись.
Снова я задала себе вопрос, правильно ли поступила, приехав в Юджин. Это был первый раз в жизни, когда я решила на самом деле вернуться в прошлое. Большинство людей предпочитают о нем не вспоминать. Приключение с Элизабет подействовало на меня как холодный душ. «Чем это все закончится?»
На следующее утро мы в очередной раз сложили вещи и поехали в центр города. На заднем сиденье валялись пустые бутылки из-под воды, обертки от конфет и наполовину свернутая палатка. Позавтракав, мы пошли покупать бабушке цветы. Потом Каденс, заметив антикварный магазинчик, сменила направление и двинулась туда. Я пошла с ней и увидела на прилавке замечательную мягкую игрушку, которую мне ужасно захотелось преподнести бабушке вместо цветов, но едва ли это был бы удачный подарок для восьмидесятипятилетней женщины. В наличии у нас была карта города и был адрес, который я переписала с открытки с отказом издателя. В 1956 году издатели еще брали на себя труд отвечать, даже если рукопись не принимали. У меня в архиве лежит целая стопка старых открыток и писем. Отец хранил эти либо отпечатанные на машинке, либо написанные от руки неразборчивым быстрым почерком ответы, извещавшие, что стихи его приняты или отклонены.
Бабушкин район оказался ужасный. Сам дом тоже — он был не старомодный, а именно старый. Эта развалина, казалось, вот-вот рухнет, зато металлическая ограда была на удивление новой, и мы, поставив машину, обошли вдоль нее кругом. За домом рос заглохший, запущенный сад. Я попыталась припомнить, похож ли он на тот, что я видела на сожженной фотографии, с бабушкой в черных брюках. Во дворе залаяла собака, но Каденс решила все равно пойти постучаться в заднюю дверь. Мне же совсем не хотелось, чтобы она рисковала. В конце концов мы постучали к соседям, и оказалось: адрес неправильный. Отец либо недолго жил здесь, а потом переехал, либо после больницы лишь пользовался этим адресом для переписки. Бабушка здесь не жила никогда.
— Какое счастье! — сказала Каденс.
Я не знала, что и подумать. Конечно, и мне меньше всего хотелось, чтобы у бабушки был такой дом. Но где теперь ее искать, я понятия не имела. Много лет, спасаясь от журналистов, она не давала в справочник ни адреса, ни номера телефона. Я позвонила ей еще раз, но она опять не сняла трубку.
— Поехали в библиотеку, пороемся в старых справочниках. Числилась же она где-то когда-то, — сказала я Каденс.
В библиотеке на родине отца по странной иронии судьбы никто даже не слышал имени Ричарда Бротигана, но зато нам показали, где стоят старые справочники, в которых значились имена, адреса, род занятий всех городских жителей. Перелистав сотни страниц, я наконец нашла ту, где значился адрес бабушки и «род занятий» ее последнего мужа. Работал он в «Шиномонтаже Уайетта».
