Архивные материалы ставят под сомнение многие факты в этом красочном и кажущемся убедительным описании. Приводим текст первого документа:
«Великому господину Преосвященному Феофилу епископу Тамбовскому и Шацкому и Кавалеру Чембарской округи села Студёнки ученика философии Никанора Студенского всепокорнейшее прошение.
Находится у родного моего брата той же округи села Чернышова диакона Ивана Васильева сын Гавриил, который российской грамоте обучен и желает обучаться в семинарии Вашего Преосвященства преподаваемым в оной наукам. От роду ж ему десятый год. Того ради, Ваше Преосвященство, всепокорнейше прошу сие моё прошение принять и на сем моём прошении учинить милостивейшую Архипастыря моего резолюцию. Генваря дня 1803 года. Писал сие прошение я, ученик философии Никанор Студенский». Сверху рукою епископа написано: «1803 года генваря 9 дня. Консистории приказать семинарскому правлению сие рассмотреть и решить по надлежащему. Феофил епископ Тамбовский». Неделю спустя консистория (епископская канцелярия) вынесла решение: «Объявить просителю, чтоб о принятии племянника в семинарию просил сам отец подлинной за подписанием присутствующих». Ниже расписка: «В слышании сего журнала и в исполнении оного подписуюсь. Ученик философии Никанор Студенский».[29]
Однако через четыре дня Студенский повторяет попытку, и 22 января консистория вновь отказала: «Поелику племянника его по принятии в семинарию не он содержать будет, а отец его, следовательно и просьбу надлежит употребить необходимо ему самому».[30]
24 января епископ получил новое «всепокорнейшее прошение», на этот раз исходящее от священника Василия Саввина, «Имею я у себя, – писал священник, – сына родного той же округи в селе Архангельском Сюверня тож диакона Ивана Васильева, который, сделавшись весьма болен, просил меня сына его родного, а моего внука Гаврилу представить к лицу Вашего Преосвященства на благоусмотрение для принятия в семинарию ко обучению преподаваемым в оной наукам, которому от роду десятый год, посему я представляю его при сем. Вашего Преосвященства милостивейшего Архипастыря всепокорнейше прошу оного внука моего в семинарию Вашего Преосвященства принять и о сем прошении учинить милостивейшую Архипастыря моего резолюцию. Генваря дня 1803 года. К сему прошению села Студёнки Знаменского священник Василий Саввин руку приложил». Епископ велел «рассмотреть и решить по надлежащему». К «Делу» приложена справка, по которой «диаконов сын Гаврила Иванов в ревизских 1795 года сказках показан двух лет, а ныне ему десятый год». 30 января тамбовская консистория распорядилась «просителева внука» отослать в семинарское правление для экзаменовки. В присланном 5 февраля рапорте сказано: «Как просителен внук в российском чтении оказался не худ, то принять его в семинарию и ввести в класс по надлежащему». Рапорт подписан ректором семинарии Гавриилом Шиловским и префектом Яковом Богдановым.[31]
Итак, поступлению Гаврилы Ивановича в семинарию содействовали не его мать и даже не отец, в то время болевший, а дядя Никанор Студенский и дед Василий Саввин. Важна ещё одна деталь: вовсе не безграмотным явился мальчик в семинарию, он обнаружил вполне достаточные для зачисления в начальные классы знания.
В 1803 г. Гаврила Иванович получил и свою фамилию, которая в духовных учебных заведениях давалась зачастую по наименованию места, откуда прибывал поступающий. Никанор, сын Василия Саввина, был родом из села Студёнки, отсюда – Студенский. Гаврила, родившийся в селе Чернышово, стал называться Чернышевским.
В позднейших послужных списках Г. И. Чернышевского зачисление в семинарию помечено 9-м мая 1803 г.,[32] a не 5 февраля. Это вполне согласуется с правилами приёма, обычно проводимого в конце учебного года. И если Василий Саввин и его сын Никанор выступили с ходатайствами, минуя правила, то к этому их побудили какие-то крайние обстоятельства – может быть, обострившаяся болезнь дьякона Ивана Васильева. Сложнее объяснить другое: в формулярах Г. И. Чернышевского указано, что 9 мая 1803 г. он поступил в Пензенскую семинарию, а не Тамбовскую, и никаких пометок о перемещении, обязательных в подобных случаях, документ не содержит. Вероятно, Никанор Студенский привёз десятилетнего племянника в Тамбовскую семинарию, потому что учился здесь сам. Однако в 1803 г. с открытием Пензенской епархии и узаконением её территории духовные лица получили распоряжение направлять своих сыновей только в местные учебные заведения. Так Гаврила Чернышевский стал учеником Пензенской семинарии.[33]
Гаврила Иванович прошёл полный курс семинарского обучения. В начальных классах, как это видно из его послужного списка, он изучал российскую и латинскую грамматику, арифметику, священную и всеобщую историю, географию. Особое внимание уделялось латинскому языку: в высших классах по-латыни (до 1840 г.) преподавались основные курсы – философия и богословие. Изучались также основы российской и латинской поэзии, а из языков – греческий и французский. Время летело быстро – в упорных занятиях и чтениях. Семинария имела собственную, довольно обширную по тому времени (до 1000 названий) библиотеку. В архиве сохранился каталог библиотечных книг, неполный, к сожалению, и, помимо разделов математических, естественных, географических, врачебных наук, языковых отделов (учебники, хрестоматии и лексиконы), здесь находится значительный перечень периодических изданий. Для своих воспитанников епархиальное начальство выписывало в первую очередь «Беседы с Богом» (М., 1787), «Размышления о делах Божиих в царстве натуры и провидения» (М., 1787–1788) и другие издания духовно-церковного назначения. Но не только это. Среди названий – «Ежемесячные сочинения и известия об учёных делах» (1763–1764), «Академические известия» (М., 1779–1781), «Записки и труды общества истории и древностей Российских» (СПб., 1815), «Труды Вольного Экономического общества» (СПб., 1775), «Энциклопедия» (М., 1815, на франц. яз.), «Периодическое сочинение об успехах народного просвещения» (СПб., 1805, 1807, 1811). Кроме того в семинарской библиотеке были «Политический журнал» (за 1794–1799, 1802 гг.) и целый ряд известных журналов XVIII – начала XIX столетий: «Вечерняя заря» (1782), «Вестник Европы» (1803, 1809, 1811–1830), «Детское чтение для сердца и разума» (1785–1789), «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие» (1755, 1757), «Почта духов» (1789), «Приятное и полезное препровождение времени» (1794–1798), «Русский вестник» (1808–1810), «Утренний свет» (1779–1780).[34] Полтора года (с 11 марта 1817 по 3 июля 1818 г.) Г. И. Чернышевский заведовал семинарской библиотекой, и для него не было недоступных книг и журналов. К тому же ректор семинарии архимандрит Аарон и особенно профессор гражданской истории В. Мерцалов поощряли систематическое чтение и образование. Не случайно современники вспоминали о Гавриле Ивановиче как человеке начитанном и образованном.
Незаурядные способности, прилежание и трудолюбие Гаврилы Чернышевского скоро обратили на себя внимание профессоров. Ещё будучи студентом выпускного богословского курса, он по представлению семинарского правления 17 апреля 1812 г. становится «учителем низшего греческого класса». Преподавателей греческого языка не хватало, и если на эту должность выдвигался старший семинарист, то это был лучший и примернейший воспитанник.
По окончании учебного курса Гаврила Иванович отклонил уготованное ему отцовское место сельского дьякона. Н. Г. Чернышевский свидетельствовал со слов отца, что бабушка, т. е. мать Гаврилы Ивановича, «в минуты грусти или дурного расположения» «горевала, что папенька не хотел выходить из семинарии, чтоб занять дедушкино дьяконское место» (1, 78). Перед способным юношей открывались более привлекательные перспективы. 15 мая 1814 г. он принимает должность сениора – старшего помощника профессора семинарии, спустя два года (18 декабря 1816) – учителя низшего пиитического класса («Учитель поэзии» – так для краткости обозначали эту должность), а ещё менее чем через полгода – библиотекаря семинарии с сохранением всех прежних поручений.
В 1817 г. произошло событие, которое могло существенно изменить жизнь молодого преподавателя семинарии. Пензенский губернатор М. Сперанский, видный государственный деятель, временно находившийся в опале, обратился к епископу с просьбой порекомендовать кого-либо из лучших выпускников семинарии для службы в его канцелярии. Ему назвали Г. И. Чернышевского и К. Г. Репинского, «но первый, кажется, – писал в воспоминаниях племянник Гаврилы Ивановича А. Н. Пыпин, – усомнился отправиться в далёкое путешествие, а Репинский поехал, и отсюда началось его служебное поприще, завершившееся впоследствии сенатом».[35] По всей вероятности, всё же не боязнь путешествия в Сибирь, куда М. Сперанский отправлялся губернаторствовать, явилась причиной отказа от многообещающего предложения. В воспоминаниях А. Е. Пыпиной находим другое объяснение. По её словам, Гаврила Иванович «за год или за два» до переезда в Саратов «имел предложение Сперанского ехать с ним в Петербург, которое и принял, но мать, узнав, решительно воспротивилась этому и убедила отказаться, что он и сделал, отрекомендовав Репинского, а сам остался при семинарии до времени, когда будет хорошее место».[36] Козьма Репинский действительно дослужился до тайного советника и должности сенатора, продемонстрировав головокружительную карьеру.[37]
