Дмитрий Иванович встретил немца с привычной для военных сдержанностью.
— Здравствуйте, господин Швердт, — сказал он, не протягивая руки. — Я правильно назвал вашу фамилию?
— О, яволь! Совершенно точно: Фердинанд Иоганн Швердт, — подтвердил тот и чопорно отвесил поклон. — Или можно просто: Федор Ифанович.
— Как будет угодно, — ответил Скобелев.
Немец был невысок, голубоглаз, на впалых щеках пролегли глубокие складки, придававшие лицу аскетический вид. Он был далеко не стар, но и не молод.
— Не скрою, я вами интересовался… — продолжал хозяин, — и мне рекомендовали вас как достойного человека в воспитатели. Пройдемте в кабинет.
Посреди кабинета холодно поблескивал полированный стол. На нем мраморный чернильный прибор. Вдоль стен — книжные шкафы, за стеклами — ровные ряды книг с золотым тиснением. У стола — кресла.
— Прошу, — указал на одно Дмитрий Иванович, сам сел напротив. — Вы употребляете табак?
— О, найн, то есть нет. Это зелье не признайт.
— Я так и знал, господин Швердт. Вы уроженец каких мест?
— Мой фатерлянд есть Бавария. Там моя муттер, то есть матушка. А мой фа… извините, бедный батюшка умер. Там, в Баварии, я кончаль школа. Потом служил в армии, был унтером. Имею медаль. — Последнее он произнес с достоинством. — Потом был плен, русский плен. Служил в доме, воспитывал киндер… простите, то есть детей.
Дмитрий Иванович слушал его, не перебивая. Его не очень смущало, что будущий воспитатель не имел достаточного образования. Важно, чтобы он сумел воспитать мальчика, которому недавно исполнилось десять лет, как настоящего мужчину.
Намерение Дмитрия Ивановича не совпадало с желанием жены, мечтавшей видеть Михаила ученым человеком.
В разгар беседы вошла хозяйка, стройная брюнетка. При ее появлении Дмитрий Иванович поспешно поднялся.
— Это — господин Швердт… Федор Иванович. Ольга Николаевна, — представил он жену.
— Здравствуйте, Федор Иванович, — смело протянула она руку, ничем не показывая, что вид немца несколько удивил ее.
На нем поношенный пиджак, из коротких рукавов выглядывали костистые руки. На ногах разбитые штиблеты. Лоснящиеся, потертые понизу брюки, однако же со следами недавнего утюга. И не без шика повязан на шее шарф.
«Однако ж он франт», — подумала она, но вслух произнесла:
— Мы рады вам. Надеюсь, главное обговорено?
— Да, Федор Иванович уже рассказал о себе. Представь, за храбрость он отмечен медалью!
— Вы были солдатом? — вскинула бровь хозяйка.
— О нет, я есть унтер-офицер.
Уступив кресло жене, Дмитрий Иванович встал за ней. Теперь уж Ольга Николаевна с женской дотошностью стала расспрашивать немца.
— Мы надеемся, что вы окажете на сына благотворное влияние, — высказала она, как бы заключая соглашение. — Мальчик он впечатлительный, с доброй душой, хотя и не лишен упрямства. Требует особого внимания. Впрочем, каждый ребенок требует к себе подхода. Надеюсь, вы меня понимаете.
— О-о! Да-да!..
— Здоровья он крепкого, а характером весь в деда. Тот всегда своего добивался. Вы, наверное, слышали о старшем Скобелеве, Иване Никитиче?.. Его называли одноруким генералом… Нет?.. Знаете, я бы хотела, чтобы в нем были и другие качества… Например, склонность к наукам. Он очень способен к математике… Впрочем, о том мы еще успеем поговорить.
Немец подчеркнуто внимательно слушал женщину.
— О, фрау Ольга Николаефна, не изфольте беспокойства. Малшик будет надежные руки. Я буду делайт его настоящим мужчин.
Дверь вдруг распахнулась и в кабинет влетел мальчуган лет десяти-одиннадцати, светловолосый, с кудряшками над выпуклым лбом, с чистым взглядом круглых карих глаз. Щеки пылали румянцем.
— Ах, вот вы где! А Митрофаныч сказал, что вас нет, — сказал он с легкой картавинкой.
— Вот и Мишель! — воскликнула Ольга Николаевна. — Подойди сюда, мой дружок. Знакомься: это Федор Иванович. Теперь он будет жить у нас, учить тебя. Надеюсь, вы станете добрыми друзьями. Подойди, Мишель, дай руку Федору Ивановичу.
Мальчуган смело протянул руку.
— Здравствуйте, — сказал он и почувствовал, как его ладонь охватили жесткие, длинные пальцы учителя.
По прошествии нескольких недель Швердт стал совсем другим. Улетучилась его скромность и покладистость, какие угадывались в первые дни. Он купил недорогое, но добротное платье, фасонные со скрипом штиблеты, яркий галстук. Обзавелся очками, которые, перед тем как надеть, тщательно протирал желтым лоскутком замши.
Сердобольная кухарка, поначалу из жалости подкармливавшая немчика, теперь боялась подойти к нему. Вызвал он и нерасположение Митрофаныча.
— Тьфу ты, господь бог! — возмущался старый солдат. — Давеча был человеком, а теперь сам шут его не поймет!
Однако Дмитрий Иванович и Ольга Николаевна были довольны немцем. Ведь к ним часто наезжали высокие гости…
Нередко Федор Иванович садился за один стол с хозяевами, и тогда строго поучал детей, особенно Михаила. К своим обязанностям гувернер относился ревностно. Точно в назначенный час появлялся в комнате, усаживал мальчика за стол и начинал занятия.
— Ви дольжен знайт немецки язык. Вся Европ шпрехен… то есть говорит. Ви дольжен чита-ать, зна-ать слов, много слов.
И заставлял читать из немецких книг рассказы, заучивать стихи, выписывать в отдельную тетрадь незнакомые слова с русским переводом. Порой они занимали целые страницы.
— Дизе вокабул извольте к утру знайт. Я буду очень строг, — говорил он, помахивая длинным пальцем.
И Миша учил эти вокабулы. Чтобы быстрей запомнить, на ночь клал тетрадь под подушку.
Не упускавшая из вида сына Ольга Николаевна спрашивала мужа:
— Не находишь ли ты, что гувернер излишне строг?
— Пусть лучше строг, чем мягкосердечен, — отвечал тот. — С детьми без строгости не обойтись.
Оживленней проходили занятия по арифметике. Решение задач и упражнений напоминало игру, заставляло думать, искать нужные ходы. Трудности и неудачи не обескураживали, требовали настойчивости, вызывали неподдельное чувство радости, когда добивался правильного результата.
— Гу-ут, — сдержанно говорил учитель. — Но дизе… это задач легкая… Нужно решайт другую.
Сближали их занятия по истории. С живым интересом читал Михаил о походах Ганнибала, Александра Македонского, Наполеона. Учитель заранее вычерчивал схемы сражений, где красные и синие значки обозначали построение войск, пунктиры — их движение, а стрелки — атаки.
Воинственный унтер преображался в полководца:
