романе все, или почти все, но не зубоскалил над ним, как Латышев, даже, казалось, сочувствовал ему. Хотя в оценках был трезв.
— Говоришь, увидела тебя — тут же смутилась? — продолжал он обсуждение прошедшего дня.
— Да, ее лицо как бы обдало холодом.
— Это ничего не значит. Она как я заметил, смущается при появлении каждого человека.
— Не спорю, но сегодня особенно смутилась.
— Пока вы оба просмущаетесь, у тебя кто-нибудь уведет ее из-под самого носа. Девчата любят решительных, а ты — сплошная сентиментальность…
— Почему? Ходить в тайгу, — по-твоему, сентиментальность?
— История знает людей, которые, вели войны, возглавляли революции, а при женщинах краснели, как раки.
— Допустим, при Люсе я не краснею, и чтобы подойти к ней, не надо особой смелости…
— Хотел бы посмотреть на тебя в такой момент, — поймал его на слове друг.
— А что, пойду и… приглашу в театр! — выпалил Алексей.
— Пригласишь?
Лешка понял, что сгоряча сболтнул непоправимое, но отступать поздно:
— Приглашу…
Утром купил два билета на «Трембиту». Но купить билеты — это полдела. Главное — теперь, когда, зажав их в кулаке, стоишь перед дверью в деканат и решаешь: входить или нет? Если он сейчас не войдет, то сможет по-прежнему звонить по телефону, смотреть на ее глаза, локоны, любоваться ее слегка смущенной, но всегда приветливой улыбкой. Но если войдет и она откажется…
В это время дверь открылась, из деканата вышел профессор Скалон.
— Белкин? — посмотрел он поверх очков на стоявшего перед ним студента и, заметив на его лице замешательство, удивился: — Вы не на лекции?
— Я?.. Мне к декану, — выпалил Лешка первое, что пришло в голову.
— Пожалуйста, проходите. Он у себя.
Вошел и направился прямо к Люсе. Но надо же было случиться, что рядом с ней стоял сам декан. Лешка потерял дар речи. Засунул руки в карманы брюк, долго рылся, потом извлек два билета, оторвал один и положил перед девушкой.
— Мы сегодня все идем на «Трембиту», — выдавил он. — Мне поручили пригласить вас…
Декан с любопытством наблюдал эту сцену. Люся наклонившись над столом, тихо ответила: «Спасибо». А Лешка, чувствуя, как сдают колени, быстро пошел к выходу. Возле двери обернулся и скороговоркой добавил:
— Мы будем ждать.
…Семь вечера. Он нетерпеливо прохаживался возле театра музкомедии. Часы исправно отсчитывали минуты, неумолимо приближая Лешкину затею к развязке.
Люси не было. Конечно, как представитель сильного пола он понимал, что она вправе опоздать. Но вот стрелка с пятнадцати минут восьмого перепрыгнула на двадцать, с двадцати — на двадцать пять.
В последний момент, когда, отчаявшись, Алексей решил порвать билет, на углу площади, под часами, показалась знакомая худенькая фигурка.
— Лю-ся-я!
Бросился навстречу. Она, чуть ускорив шаг, направилась к нему.
— А где остальные? — ее глаза строго посмотрели ему в лицо.
— Какие остальные?
— Ребята, которые собирались в театр…
— А, ребята… Они уже в зале. Ведь через три минуты — начало, — нашелся Белкин.
В зале половина мест пустовала — «Трембита» шла не первый месяц. Сидели в основном старушки, не пропускавшие ни одного спектакля, и юные поклонницы местных звезд.
Люся осмотрелась и не увидела ни одного охотоведа.
— Так где же остальные? — повторила она твердо свой вопрос.
Лешка побледнел. Собирался сказать, что он и не думал организовывать никакой культпоход, а хотел пригласить ее одну, что, наконец, любит ее, но слова почему-то застряли в горле. Возмущенная, она повернулась и ушла.
Белкин так и не осмелился подойти к Люсе и объяснить, что же случилось. При встрече с ним ее лицо не выражало ничего, словно его и не было рядом.
Она даже улыбаться стала чаще. Видно, привыкла к студентам, полюбила этот веселый народ и перестала чувствовать себя чужой. Она теперь не пропускала ни одного похода на каток, ни одной воскресной вылазки на лыжах. Вместе со всеми бесстрашно мчалась с круч, падала. Вставала, отряхиваясь, и смеялась под дружный хохот. Она смеялась громко и заразительно — так, что тайга оглашалась звонким эхом. Лешка, обычно находившийся неподалеку, видел ее лучистые глаза, слышал смех и досадовал еще больше. Он ревниво замечал, что возле нее постоянно крутятся «звери», в том числе и Володька Лебедев. Он подозревал, что Лебедев сам не равнодушен к Люсе и специально затеял тот спор. Лешка злился: какой он дурак, если позволил так надуть себя! Посещал лекции, готовился к семинарским занятиям, ходил по воскресным дням на охоту и рыбалку, но прежнего удовлетворения не было.
Учиться плохо он не мог: по всем предметам оставались отличные оценки, но и они не радовали. Даже раздражали. Алексею казалось, из-за того, что он отличник, ребята сторонятся его. А это, конечно, замечает Люся.
Но произошло событие, которое все повернуло.
В институте проходил смотр самодеятельности. Оркестр, с которым выступал Белкин, был его детищем. Сам подобрал ребят, занимался с ними.
И вот они — на сцене. В черных костюмах, белых сорочках, темных галстуках. Форма придала им строгость. Пальцы ударили по струнам, и полилась искрящаяся звуками мелодия:
Светит месяц,
Светит ясный…
Зрительный зал подчинялся музыке: лица слушателей были то нежными, то серьезными.
В заключение Алексей Белкин солировал в концерте Будашкина для балалайки с оркестром.
…Он видел перед собой далекий таежный бор, в котором сосны высокие, прямые… Синее, без единого облачка небо… Неширокую горную речушку, звенящую на крутых замшелых валунах. И был он уже не здесь, в зале, а в небольшом тихом городке, затерявшемся в уральской тайге. Представил, как собрались они снова в большой комнате и начали играть. Отец, мать, Анатолий, Валера и Коля — на гитарах, Владимир — на мандолине, а он — на балалайке. Вспомнил, как соседи шутили: «У Белкиных семейный оркестр!» — и улыбнулся.
В первых рядах сидела Люся. Она облокотилась обеими руками о спинку стула и, подперев ладонями маленький подбородок, пытливо смотрела на сцену. Лицо ее было сосредоточенным, а глаза ловили каждое его движение.
Аплодисментов он не слышал.
А после концерта в гардеробе почувствовал чей-то взгляд. Рядом, в двух шагах, стояла Люся. Он отвел глаза, заспешил к выходу. И услышал ее голос:
— Леша, никуда не спешишь? Ведь нам по пути…
Они вышли и утонули в густой февральской мгле.
В марте Белкин прослышал, что в городе открылся авиационный клуб. Съездил, разузнал: идет запись в парашютный кружок.
Прыжки с парашютом! Об этом он мечтал еще в детстве. Заберется зимой с одноклассниками на Лысую и прыгает на лыжах
