Епископское облачение, сшитое самим свт. Афанасием. Музей Владимирской епархии.
Фудель вспоминал, как святитель искусно делал золотые и серебряные кресты из картона и бумаги, которые священники надевали на себя при богослужении. Владыка изготавливал сам маленькие иконки разных святых из материи, картона и бисера. «Входишь из кухни в его комнату, — писал Фудель, — и в ней обычная картина: тишина, в углу горит лампадка, а за столом Владыка или пишет, или клеит иконки»[25].
Ссыльные, познакомившись с епископом Афанасием, получали так много духовной помощи и силы, что эти впечатления люди проносили через многие годы. «Благодарю Бога, что Он послал мне прекраснейшее общение в 1923 г. в Усть–Кеми с Вами и другими, чистыми, как кристалл, архипастырями и пастырями, и научиться всему доброму от Вас. Во всю последующую жизнь во всех местах и до сих дней я жил и трудился по указанному образцу… Та риза, которую Вы сшили, и до сих пор цела, и завещаю, чтобы меня в ней и похоронили», — писал Владыке протоиерей Василий Мухин[26]. Пробыл Владыка в Зырянском крае до 20 января 1925 г.
В 1923 г. на кафедру, получившую наименование «Владимирская и Суздальская» (вместо «Владимирская и Шуйская») был назначен святитель архиепископ Николай (Добронравов). Владыка Николай был в числе тех, кто оказался в Таганской тюрьме вместе с епископом Афанасием в сентябре 1922 г., когда арестовали почти всех владимирских викариев. Это был очень образованный, строгий и несгибаемый архипастырь. Несмотря на назначение ему приходилось, как и многим архипастырям, жить в Москве без права выезда. В феврале 1925 г. Владыка Афанасий вернулся из зырянской ссылки во Владимир. Предварительно он отправился к архиепископу Николаю в Москву за указаниями на свою дальнейшую деятельность. Владыка Николай предупредил о необходимости быть осторожнее. Однако, вернувшись во Владимир, епископ Афанасий продолжил борьбу с обновленческим расколом, а также и с другими отступлениями от чистоты веры и священных канонов.
«Соловецкие острова. Чупа-Пристань. Перегрузка полевого шпата с плоскоута в вагоны. Шпат привозят по Чупийскому заливу верст за 20. Того места, где я жил, здесь не видно. Снято с берега, а наша командировка несколько дальше от берега» (надпись святителя Афанасия на фотографии). Конец 1920-х гг.
В январе 1927 г. Владыка был вновь арестован в связи стайными выборами Патриарха и сослан в Соловецкий лагерь особого назначения. Первоначально его поместили на Поповом острове. В 1927 г. к нему приезжала на свидание мама, которую он с тех пор больше не видел. В Соловецком лагере особого назначения он познакомился с протоиереем Петром Алексеевичем Шипковым, на многие годы ставшим его близким другом.
После освобождения святитель был этапирован в Туруханский край на три года. Там произошла радостная встреча с митрополитом Кириллом, который буквально отмолил его во время пребывания в «ужасной туруханской каталажке». «Митр[ополит] Кирилл стал читать за меня Евангелие, — вспоминал епископ, — и я неожиданно был освобожден, так что Евангелие от Иоанна мы дочитывали вместе»[27]. В туруханской ссылке Владыка получил известие о кончине самого близкого ему человека — матери. «Со смертию мамы окончилась для меня целая эпоха»[28], — писал он. После смерти Матроны Андреевны Владыка начал свой труд «О поминовении усопших», на титульном листе которого стоит: «Посвящаю памяти любимой матери». Этот труд очень хвалил митрополит Кирилл Казанский, который находился в тех же местах, где и святитель Афанасий, и настаивал на его распространении.
После выхода ряда церковных документов, ознаменовавших недопустимый компромисс с властями высшей церковной власти, епископ Афанасий вместе с митрополитом Кириллом Казанским выработали церковную позицию, на которой основывали свои действия. Святитель Афанасий писал: «Мы поминали одного первоиерарха м[итрополита] П[етра] и не поминали временно за него управлявшего церковными делами, как никогда не возносилось во всей епархии имя викария, хотя бы и управлявшего епархией за отсутствующего или болеющего епарх[иального] архиерея»[29]. Не признав полномочий Заместителя Патриаршего Престола, епископ Афанасий, возвратившись из ссылки в 1933 г., написал митрополиту Сергию о своем отходе и прекратил открытые служения.
После ссылки с 1933 г. до своего нового ареста в 1936 г. Владыка жил во Владимирской области, иногда нелегально приезжая в Москву. Установилась его связь с членами церковных общин, не поминающих митрополита Сергия, в первую очередь с прихожанами храма Свт. Николая в Клённиках, а также с духовными чадами архимандрита Серафима Битюкова, протоиерея Владимира Богданова, священников Александра Гомановского, Владимира Криволуцкого, Михаила Шика и некоторых других. Службы происходили в домашних церквах, Владыкой Афанасием тайно были рукоположены во иереи Сергий Никитин, Федор Семененко и др. Рукоположение о. Федора совершалось в доме, где нелегально проживал иеромонах Иеракс (Бочаров). На этой службе была освящена икона «Всех святых, в земле Российской просиявших», написанная М. Н. Соколовой (впоследствии монахиней Иулианией). В церковных общинах Москвы, где не поминалось за богослужением имя митрополита Сергия, Владыку Афанасия считали своим епископом.
Вся жизнь Владыки протекала вдали от нормального человеческого быта, в изоляции от близких. Зырянская область, Туруханский край, Соловки, Сибирские лагеря, Беломорско–Балтийский комбинат — вот различные «этапы» жизни Владыки. Допросы, непосильный труд и бесчеловечное отношение к заключенному в лагерях отражено в письмах к властям предержащим.
В 1936 г. последовал арест, епископ был приговорен к пяти годам Беломорско–Балтийских лагерей с нелепым обвинением в связи с Ватиканом (епископ писал, что у него не было ни одного знакомого не только католического священника, но и рядового католика). В Медвежьегорском лагере, входящем в систему Белбалтлага, святитель познакомился и подружился с протоиереем Григорием Синицким[30], с которым некоторое время жил в одном бараке. Общение протоиерея Григория и епископа Афанасия началось с конца 1937 г. и продолжалось до середины 1938–го. Протоиерей Григорий писал: «Частое, по несколько раз в день, общение с Дядей [так называл он Владыку из конспирации] дает отдохновение душе». После перевода епископа Афанасия в другое место вспоминал: «Мы и говорили, и шутили, и смеялись. Обслуживали друг друга и не беспокоились о хозяйственных вещах. Все оставляли открытым»[31]. После смерти замученного в лагере протоиерея Григория Синицкого Владыка продолжал переписку с его вдовой Людмилой Ивановной и ее дочерьми Татьяной, Ольгой, Фаиной и Серафимой. Во время подготовки книги «Молитва всех вас спасет», желая помочь составителю иллюстративными материалами, внук протоиерея Григория Герман Николаевич Медведев и его супруга Нина Андреевна чудесным образом обрели в своей квартире в чемодане на антресолях переписку о. Григория с семьей, где было обнаружено 71 письмо епископа Афанасия (большинство писем опубликовано в сборнике «Молитва всех вас спасет») и семейную переписку протоиерея Григория с женой и дочерьми[32], которая также издана. Письма были свернуты в рулончики и зашиты в ткань. Развернуть рассыпавшиеся листочки стоило немалого труда.
