участием, отрывки из них, фильмы-балеты сейчас доступны в Интернете, но, как говорили мои собеседники, они не всегда передают ощущение волшебства, которое возникало на сцене, когда Майя танцевала. Магия Плисецкой – особая история. О ней – балетной, человеческой и женской – вы тоже прочитаете в этой книге.
Один из важнейших вопросов для любого автора, начинающего писать о легендарной личности, – как эту книгу выстроить? Чисто биографически – родилась, училась, пришла в театр, вышла замуж, стала всемирно знаменитой? Скучно: именно биографий Плисецкой написано несколько. Есть ли смысл снова возвращаться к хорошо известному? Кстати, по результатам социологического опроса, лишь 15,3 % респондентов ничего не знают о Майе Плисецкой, ее имя известно 50,9 % опрошенных, а 34,2 % знают о ней достаточно много.
Когда я писала о Валентине Елизарьеве, вопроса о том, как составить книгу, не было: мне с самого начала было понятно, что ее нужно выстраивать по балетам, которые он поставил. Получилась творческая биография. Но это хореограф, с артистами – другая история. Да и на чисто творческую биографию я не замахивалась: я ведь журналист, а не балетный критик. Лишь одному балетному соблазну не смогла противиться: «Кармен-сюита». Я решила рассказать об этом балете – между прочим, первом, поставленном специально для Майи, на нее, имевшем для нее особенное значение и смысл, – настолько подробно, насколько это возможно. Я поговорила с его создателями – Родионом Щедриным, Борисом Мессерером, Сергеем Радченко, Наталией Касаткиной и Виктором Барыкиным, который сегодня трепетно сохраняет «Кармен-сюиту» и переносит на другие сцены. Их рассказы составили параллельную историю в этой книге – историю про главный Майин балет.
Мне показалось, что главы в книге о Плисецкой должны быть тематическими: вот, например, «Лебединое озеро» и «Лебедя» объединяет не только «птичья» тема, но и политические события: как она танцевала «Лебединое», когда ее не выпустили на гастроли в Великобританию, и это было протестом, как танцевала «Лебедя» на гастролях в США в день убийства сенатора Роберта Кеннеди, с которыми был то ли флирт, то ли начало романа, и это было скорбью. И я объединила этих лебедей в одну главу.
Я думала о том, как назвать главу об отношениях Майи и Щедрина. Сначала назвала просто «Любовь», ведь это была именно она – настоящая, живая, трепетная, несмотря на неверие окружающих, слухи и мрачные прогнозы. Но потом… чем больше я разговаривала и читала, тем больше убеждалась: Родион Константинович оказался, пожалуй, единственным, кто сумел укротить стихийную Майю. И мне показалось правильным назвать эту главу «Укрощение стихии».
Самой сложной для меня главой в книге стала та, что о взаимоотношениях Плисецкой с властью. Но ее нельзя было избежать: дочь репрессированного отца, она подписывала коллективные письма с одобрением политики партии (но в эту партию так и не вступила), также она много писала о том, как КГБ не пускало ее за границу и отравляло жизнь, но при этом дружила семьями с генералами этого ведомства… Я переписывала эту главу несколько раз, понимая, как важно остаться в позиции наблюдателя и давать читателю факты и только факты, а он сам будет решать, как их интерпретировать. Это мой журналистский подход: я вам – факты, вы себе – выводы.
Самый главный вывод, который я сделала, разговаривая с людьми, знавшими Майю Михайловну близко, глядя на записи ее спектаклей, читая ее и о ней: она – единственная в своем роде. Другой такой не будет.
Счастлива, что прикоснулась.
Увертюра
Династия
Если бы рыжая девочка Майя, ставшая всемирно известной балериной, выбирала семью, в которой нужно родиться, вряд ли она сделала бы выбор лучше.
По линии мамы Майя была из Мессереров. Дед Михаил Борисович (Мендель Беркович) был из Вильно, там родились четверо его детей, в том числе и мама Рахиль (благодаря этому после распада СССР Майя Плисецкая и Родион Щедрин получат литовское гражданство). Дерзость и неготовность мириться с существующими границами (и в прямом смысле тоже) – отсюда, из семьи: дед Михаил, выучившись на зубного врача, вырвался из еврейской черты оседлости и в 1904 году перевез семью в Москву. Как вспоминал потом внук Михаила Борисовича Азарий Плисецкий, «Священное Писание увлекало деда куда больше, чем работа. Именами любимых библейских героев он нарекал своих детей. Так в семье появились Азарий, Маттаний, Рахиль, Асаф, Суламифь, Эммануил, Элишева и Аминадав. Каково им придется с такими именами в России, деда не беспокоило».
Мессереры были очень театральной семьей. Азарий (взявший псевдоним Азарин) стал известным артистом, служил в Московском художественном и Малом театрах. Его называли мастером перевоплощения, он был очень популярен, даже пробовался на роль Ленина в фильме «Ленин в Октябре». Но сыграть вождя мирового пролетариата не успел: умер от неожиданной остановки сердца в день, когда ему исполнилось 40. Потом Рахиль в память о нем назовет своего младшего сына. Драматической актрисой стала и Элишева (выступала под именем Елизавета).
Асаф Мессерер тоже мечтал о театре. Но не о драматическом, как брат, а о танцевальном. И долго не решался сказать о своей мечте отцу: тот, конечно, был поклонником театра, но чтобы сын стал артистом балета… Решиться Асафу помогла старшая сестра Рахиль, сказав, что если есть мечта, то к ней нужно идти. И Асаф в очень поздние для балета 16 лет пошел учиться в хореографическую школу Михаила Мордкина, знаменитого артиста, партнера Анны Павловой; труппа Мордкина много гастролировала в предреволюционной России, имела успех, а после эмиграции из СССР в начале 1920-х годов Мордкин создал балетную труппу в Америке, в которую вошли лучшие русские танцовщики-эмигранты.
Оказалось, что у нового ученика настоящий талант! И уже через год Асаф Мессерер учился в балетной школе при Большом театре у Александра Горского, одного из первых реформаторов танца. В 1921 году восемнадцатилетний юноша был принят в труппу Большого театра и за 33 года станцевал практически все ведущие сольные партии. Покинув сцену, Мессерер стал педагогом, и на этом поприще добился успехов не меньших: в 1976 году он получил звание народного артиста СССР за вклад в развитие балета. В его классе занимались все ведущие танцовщики Большого театра, включая племянницу Майю, утверждавшую, что «класс Асафа лечит ноги» (подробнее об этом – в следующей главе). А любимым учеником Мессерера был Владимир Васильев.
Мессерер много работал за границей, и однажды за восемь месяцев работы в труппе Мориса Бежара поставил 28 номеров! С труппой Бежара будут тесно связаны и судьбы его племянников – Майи и Азария Плисецких. Майя называла Бежара своим любимым хореографом, он для нее поставил пять балетов, а Азарий несколько десятилетий работал в его труппе репетитором.
Суламифь тоже стала примой Большого театра, народной артисткой РСФСР. Поговаривают, что Суламифь и Асаф Мессерер были любимой балетной парой Иосифа Сталина. Орден, которым вождь наградит Суламифь, поможет ей вырвать из лагеря, а потом из ссылки сестру Рахиль с крохой Азарием.
