Варшава постоянно боролась с этим разбоем, стремясь привести «рыцарей-запорожцев» к какому-то порядку, но не могла добиться своего. Дело в том, что она имела дело с казацкой старшиной, вооружала ее отряды, используя их (например, в Тридцатилетней войне, против татар или даже против москалей), а казачьи низы жили своими интересами, прекрасно понимая, что если поддадутся полякам, то завтра же будут закабалены.
(Показательно, что переход украинского гетмана И. Мазепы на сторону шведов был связан с наказанием его Петром I за грабежи купцов во время Северной войны и мира с Турцией.)
Казацкое восстание быстро пополнялось закрепощенными крестьянами, которые видели в войне единственную возможность приобрести свободу и «добыть зипунов». В итоге Хмельничина не могла замириться, постоянно разгораясь снизу, и в конце концов приобрела характер национальной борьбы.
Поэтому когда Константин Леонтьев писал, что «византизм дал нам всю силу нашу в борьбе с Польшей», он открывал далеко не полную картину.
Продвижение к югу требовало серьезной подготовки, следовало развивать собственную промышленность, строить заводы, привлекать иностранных специалистов и капиталы.
Окружавшие Шульгина волынские поляки тоже помнили свое прошлое величие и не оставляли борьбу с русскими и их тяжеловесной империей.
Хотя никто не говорил, что в этом отражается старое противостояние Рима и Византии, тем не менее это было так.
Впрочем, соседи-поляки — это российские подданные, к тому же в своей массе более образованные и богатые, чем русские дворяне, что означало их подавляющее преимущество на уровне местной политики.
И как Шульгину было с ними состязаться?
За поляками по уровню успешного соперничества шли евреи, обитатели городов и местечек. Законодательно им запрещалось приобретать землю вне городов, они занимались торговлей, в том числе и зерновой, составляя подавляющую конкуренцию помещичьим и крестьянским хозяйствам. Другими словами, евреи контролировали местную хлебную торговлю и цены, что вызывало большое недовольство и желание сдвинуть их с этой позиции. Почти как в повести Гоголя «Тарас Бульба», где кошевой атаман объяснял необходимость войны с басурманами, потому что «многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один чорт теперь и веры не поймет».
Однажды Шульгин попытался организовать, говоря современным языком, собственную сбытовую компанию, но потерпел неудачу, еврейские купцы оказались изощреннее и сплоченнее, чем волынские помещики, производители и владельцы зерна.
То, что Шульгин хотел создать, давно было создано без дворян и отлично работало как экономический механизм. Подобное соперничество в разных формах, но по существу одно и то же, было повсеместным в России.
Каково же было реальное положение волынского помещика Шульгина?
Надо было признать политическое (и интеллектуальное?) доминирование поляков и экономическое — евреев.
Почему же не признать, если это правда?
Признали. А что дальше?
Но оставалось еще местное самоуправление — земство. Шульгин был назначен земским гласным, имел возможность организационно влиять на своих соседей-помещиков и участвовать в распределении земского бюджета. То есть занимался политикой на местном уровне.
Именно назначен, а не избран.
Во всех губерниях Юго-Западного края среди помещиков-землевладельцев преобладали поляки, в то время как общая доля поляков в населении составляла от 1 до 3,4 процента. Как тут не быть национальной проблеме?
Именно на окраине империи, где острота проблемы являлась наивысшей, земский деятель дворянин Василий Шульгин силой обстоятельств должен был стоять на страже интересов российской короны — без мощной центральной власти его положение было бы крайне неустойчивым.
Однако, как и большинство российских земских деятелей, вкусивших возможностей самоуправления и распределения местных бюджетов, он уже был расположен к республиканскому восприятию политики. Ничего странного в этой двойственности не было. Вся страна после Великих реформ 1860-х годов находилась в состоянии переформатирования: военно-дворянское государство становилось бюрократическим, приоритетными идеями уже считались экономическая эффективность и прибыльность, а не служение отечеству.
Банкиры, торговцы, акционеры железнодорожных компаний и синдикатов постепенно вытесняли вчерашних властителей и претендовали на участие в государственной политике.
Как мы знаем, всё завершилось Февральской революцией и гибелью монархического строя[9].
Судьба Шульгина выразительна и трагична как раз в этом плане.
Он родился 1 января (в день Василия Великого по церковному календарю) 1878 года.
Отец нашего героя — профессор по кафедре всеобщей истории Киевского императорского университета Святого Владимира Виталий Яковлевич Шульгин, калужский дворянин с уходящей в глубь веков родословной, действительный статский советник, историк, автор учебников по древней, средневековой и новой истории, по которым учились несколько поколений гимназистов, гласный Киевской городской думы, член Совета городского взаимного кредита, издатель газеты «Киевлянин» (основана в 1864 году в расцвете Великих реформ). Воспитывал двоих сыновей своего рано умершего брата Николая. Для него было принципиально важным заявить свои политические взгляды в передовой статье первого номера «Киевлянина»: «Это край русский, русский, русский!» Газета выступала против украинского сепаратизма и польского интеллектуального и политического давления, в чем оставалась последовательной до самого конца.
К общей характеристике «Киевлянина» добавим следующее. Это было самое популярное издание Юго-Западного края, поначалу умеренно-либеральное, а затем более консервативное, однако не стеснявшееся критиковать действия администрации и разоблачать злоупотребления чиновников.
Профессор Шульгин умер, когда его сыну не исполнилось и года, а дочери Павла (Павлина, Лина) и Алла — были старше Василия соответственно на четырнадцать и четыре года.
Воспитателем и духовным наставником детей стал отчим, друг отца, тоже профессор Киевского университета Дмитрий Иванович Пихно. Его судьба была такой: запорожский казак, знаменитый ученый-экономист, автор многих книг, тайный советник, член Государственного совета, руководитель Киевского отдела Союза русского народа (проклинаемая либеральной прессой «черная сотня»), член Русского собрания, издатель «Киевлянина». Назначая его членом Государственного совета, Николай II сказал: «Я нахожу необходимым назначать членами Государственного совета людей русских и крепких. Таковым первым моим кандидатом является профессор Пихно — редактор „Киевлянина“. Уведомьте его об этом и передайте ему вместе с тем мою надежду, что он будет продолжать свое полезное издание и по назначению членом Государственного Совета».
