Старик Буонарроти, видя, что его сын пользуется вниманием самых влиятельных людей города, решил, будто скульптура не такое уж презренное занятие, и снабдил его более приличной одеждой.
Флоренция возмущалась глупостью нового правителя, который начал с того, что бросил в темницу врача своего отца. Что касается его отношений с учеными и художниками, то история рассказывает, будто Пьетро особенно поздравлял себя с тем, что имел при себе две исключительные личности: Микеланджело, в котором он видел великого скульптора, и скорохода-испанца, очень красивого и настолько быстрого, что, как бы сильно Пьетро ни пришпоривал своего коня, скороход всегда его обгонял.
Вернувшись во дворец, Микеланджело сделал деревянное распятие почти натуральной величины для настоятеля Санто-Спирито: монах оказался умным человеком и захотел покровительствовать молодому гению. Он выделил ему в своей обители потайную комнатку и велел доставлять ему трупы, благодаря чему Микеланджело мог предаться своей страсти к анатомии.
А. М. Перро. Вид реки Арно во Флоренции. 1837 г.
Микеланджело Буонарроти. Распятие. 1492 г. Церковь Санто-Спирито. Флоренция.
Путешествие в Венецию и задержание в Болонье
Музыкант Лоренцо Медичи, некто по имени Кардьере, который очень хорошо импровизировал, аккомпанируя себе на лире, и который, пока великий человек был жив, каждый вечер приходил, чтобы спеть ему, однажды утром, совершенно бледный, явился к Микеланджело. Он рассказал, что накануне ночью ему привиделся Лоренцо в безобразном, изодранном черном одеянии и ужасным голосом велел сообщить Пьетро, что тот вскоре будет изгнан из Флоренции. Микеланджело уговорил друга подчиниться их благодетелю. Бедный Кардьере отправился на виллу Кареджи привести в исполнение повеление призрака. На полпути он встретил принца, возвращавшегося в город в окружении приближенных, и остановил его, чтобы передать это сообщение: можно только представить, как ему досталось за подобную новость.
Микеланджело, видя ожесточение Медичи, тут же уехал в Венецию. Подобное бегство кажется смешным в наши дни, когда политические изменения влияют лишь на судьбы правителей. Тогда во Флоренции все было иначе: там уже выучили максиму, что не возвращаются только мертвые; переходы от монархии к республике и от республики к монархии всегда сопровождались многочисленными убийствами. Итальянский характер во всей его естественной гордости – более мрачный, более мстительный, более страстный, нежели сегодня, – легко отдавался мщению; когда же восстанавливалось спокойствие, новое правительство искало приверженцев, а не виновных.
В Венеции у Микеланджело быстро закончились деньги, тем более что он взял с собой двух приятелей, и ему пришлось через Болонью направиться обратно. Тогда в этом городе существовало полицейское распоряжение, обязывавшее всех иностранцев носить на ногте большого пальца печать из красного воска. Микеланджело, не знавший об этом, был доставлен к судье и приговорен к штрафу в 50 ливров, который он не мог оплатить. Один из Альдрованди – знатной семьи, в которой любовь к искусству передается по наследству, – присутствовал на суде; он способствовал освобождению Микеланджело и привел его к себе во дворец. Каждый вечер он просил его, обладающего прекрасным флорентийским произношением, читать вслух некоторые фрагменты из Петрарки, Боккаччо или Данте.
Прогуливаясь однажды, они вошли в церковь Св. Доминика. В алтаре или на усыпальнице работы Джованни Пизано и Никколо дель Урна не хватало двух мраморных фигурок: св. Петрония на вершине памятника и коленопреклоненного ангела с факелом.
Восхищаясь старинными скульпторами, Альдрованди спросил Микеланджело, чувствует ли он в себе достаточно смелости, чтобы сделать эти статуи. «Конечно», – ответил молодой человек, и его друг велел поручить ему эту работу, за что тот получил тридцать дукатов.
Эти фигуры очень примечательны: они отчетливо показывают, что великий человек начал с самого внимательного подражания природе и сумел придать ей грацию и всевозможную morbidezza[4].
Если впоследствии он сильно удалился от этой манеры, то это было сделано намеренно, чтобы достичь идеальной красоты. Его грозный и величественный стиль является плодом этого намерения, его страсти к анатомии и случая, позволившего ему создать на сводах Сикстинской капеллы в Риме произведение, которое, следуя понятиям того времени о божественности, требовало как раз такого стиля, что был заложен в его характере.
Микеланджело Буонарроти. Св. Петроний. Ок. 1494–1495 гг. Церковь Св. Доминика. Болонья.
А. Бронзино. Портрет Пьетро Медичи. 1490-е гг.
Микеланджело Буонарроти. Св. Прокл. Ок. 1494–1495 гг. Церковь Св. Доминика. Болонья.
Микеланджело Буонарроти. Коленопреклоненный ангел. 1494–1495 гг. Церковь Св. Доминика. Болонья.
Хотел ли он подражать древним?
Пробыв в Болонье чуть больше года, Микеланджело, которому угрожал убийством один болонский скульптор, вернулся во Флоренцию. Медичи давно уже были оттуда изгнаны (вторично изгнанные в 1494 году, они вернутся во Флоренцию лишь в 1512-м – Варки, кн. 1), и начинало восстанавливаться спокойствие.
Он сделал небольшого «Св. Иоанна», затем «Спящего Амура». Один из Медичи, принадлежавший к республиканцам, приобрел первую статую и сказал, очарованный второй: «Если бы ты придал ей такой вид, чтобы она казалась недавно выкопанной из земли, я бы отвез ее в Рим, где она вполне сошла бы за античную, и ты бы продал ее гораздо выгоднее».
Буонарроти, которому по душе были подобные испытания его таланта, придал белизне мрамора тусклый вид и отправил статую в Рим. Рафаэль Риарио, кардинал Сан-Джорджо, приняв ее за античную, уплатил две сотни дукатов. Через некоторое время, когда правда дошла до слуха его преосвященства, он живо ощутил рану, нанесенную верности его вкуса. Один из его приближенных в спешном порядке отправился во Флоренцию и притворился, будто ищет скульптора для какой-то большой работы. Он побывал во всех мастерских и, наконец, пришел к Микеланджело, которого попросил дать какое-нибудь доказательство его таланта. Молодой художник ответил, что на этот момент у него нет ничего завершенного. Он взял перо, поскольку карандашей тогда еще не было в обиходе, и, разговаривая с дворянином, нарисовал руку – вероятно, ту, что находится сейчас в Парижском Музее (по крайней мере, рука, нарисованная для кардинала, была в коллекции Мариета). Посланник пришел в восторг от великолепия его стиля, долго хвалил его, а затем спросил, какова была его последняя работа. Микеланджело, позабыв об античной статуе, ответил, что недавно он изготовил из мрамора «Спящего Амура» в возрасте шести или семи лет, указал размер, позу – словом, описал ту статую, которую купил кардинал. После этого дворянин открыл ему цель своей поездки и принялся уговаривать Микеланджело переехать в Рим, где тот смог бы развить и умножить свои редкие дарования. Он сообщил скульптору, что, хотя его посредник заплатил ему за статую всего лишь тридцать дукатов, она стоила его преосвященству целых двести и что кардинал заставит мошенника доплатить ему все причитающееся. Кардинал и правда приказал задержать продавца – но лишь для того, чтобы отобрать у него деньги и вернуть ему статую, которая впоследствии была приобретена Цезарем Борджиа и подарена маркизе Мантуанской.
