сы. Впрочем, во Франции судебные процессы не были редкостью уже в конце 19 века.
Поэтому стоит заметить, что Эдмон Гонкур публиковал только избранные страницы сво-
его дневника, завещая опубликовать дневник полностью только через двадцать лет после
своей смерти.
Двадцать лет прошло к 1918 году, в это время шла мировая война. Было не до дневников, к
ним вернулись лишь в 1923 году; специальная комиссии рассмотрела воз-можность
напечатания и разрешила Национальной библиотеке... не передавать рукописи в печать.
Только в 1956 году “Дневник” Гонкуров был полностью издан в княжестве Мона-ко, а не
во Франции, да и то некоторые имена в нем до сих заменены буквами, а ряд дета-лей
опущен.
Дневник же Башкирцевой так и остался “слепым”. Сплошь и рядом в так называе-мых
комментариях издания “Молодой гвардии” 1990 года читаешь; “Неустановленное лицо”. К
слову сказать, что молодогвардейское издание подверглось по сравнению с доре-
волюционным таким сокращениям, которые делают образ Марии Башкирцевой еще более
бесплотным, идеализированным до сахаристости. Но это к слову. Из всего свода имен, сокрытых в дневнике, для русского читателя фактически установлен только один человек, Пьетро Антонелли, да и то потому, что был племянником кардинала Антонелли, статс-
секретаря Папы Пия IX, а фамилия самого кардинала незашифрованной нет-нет и проска-
кивает в напечатанном дневнике, так что догадаться не трудно. Да в захаровском издании
есть сноска про герцога Гамильтона. Небогато для такого объемистого дневника и целой
жизни!
Пришло время и для русского читателя кое-что рассказать из подлинной жизни
мадемуазель Башкирцевой, тем более что мифы вокруг нее начинаются просто с даты ее
рождения, ей списано два года. Во всех справочниках и энциклопедиях она с легкой руки
ее матери пишется как рожденная в 1860 году, тогда как на самом деле она родилась в 1858
году. Почему ей убавили годы? Причин, на мой взгляд, несколько, но главная в том, что
чем в более раннем возрасте она умерла, тем трагичней и поэтичней выглядит судьба этого
чудо-ребенка, тем значительней кажется ее рано развившийся талант. Газеты того времени, с легкой подачи ее родственников, продолжали писать, что ей всего девятна-дцать, когда
ей уже было двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять... Вот такой не-сложный
пиаровский ход!
Не думайте, что я тщу себя надеждой, что после моей книги у нас в стране, хотя бы дата
рождения Марии Башкирцевой в энциклопедиях будет исправлена. Такой надежды у меня
нет. Столетний миф невозможно победить. В правде никто никогда не был заинтере-сован.
Кроме того, никому до Башкирцевой нет никакого дела. Для чего же я этим зани-маюсь? А
просто из любви к точности и правде, или, если хотите, это “прихоть библио-фила”, любителя рыться в книгах, выискивая в них до сих пор неведомое, и наслаждаться уже
этим одним.
Глава вторая
СЕМЬЯ. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
С даты рождения Марии начинается путаница или, вернее, сотворение мифа о юном
гении.
Французская исследовательница Колетт Конье, единственная, у которой хватило простого
любопытства взять в руки дневники Марии Башкирцевой в Национальной библиотеке, то
есть обратиться к первоисточникам, а не к фальсифицированным изданиям дневника,
утверждает, что она родилась не 11 ноября 1860 года, как пишут во всех изданиях
“Дневника”, а 12 ноября по старому стилю 1858-го года в селе Гавронцы под Полтавой
или 24 ноября нового стиля, принятого в Европе. Кто дал в предисловии неверную дату
рождения, сама Мария Башкирцева или ее мать с издателем, так и останется
невыясненным. В предисловии к “Дневнику” сама Башкирцева якобы пишет: “Итак,
предположите, что я знаменита, и начнем. Я родилась 11 ноября 1860 года”. Мне, в общем, понят-но, зачем надо было уменьшить ей два года, но не понятна разница в один день.
Думаю, что это связано с тем, что в начале XX века разница между старым и новым
стилем уже составляла не 12, а 13 дней, и ее день рождения исчислили, отняв 13 дней от
24 числа ноября месяца нового стиля. Такое не раз случалось и продолжает случаться в
нашей историографии, не говоря уж о бытовом уровне. Перемещаясь из России за
границу, даже в пределах одного века такие образованные люди, как Л.Н. Толстой или
А.И. Герцен путались в датировке своих писем и дневников, а, перемещаясь из века в век, такой точный наблюдатель и классификатор времени, король примечаний и подсчетов, с
легкостью исчислявший точную дату бала в Мэнсфилд-парке в одноименном романе
Джейн Остин, как Владимир Набоков, в “Других берегах” путался в дате рождения своего
отца, и даже ученый классик марксизма-ленинизма Фридрих Энгельс в одной из своих
работ дату манифеста об освобождении крестьян, 19 февраля старого стиля, перенес на 15
марта нового стиля, дважды прибавив по 12 дней. В дальнейшем читатель убедится, что у
публикаторов были сильные пробелы в образовании, ну не Львы они были Толстые, прямо
скажем, и не Набоковы, когда принимались за свою фальсификацию. В неизданном
отрывке дневника сама Мария пишет: “Я родилась 12 ноября, но должна была родиться
только 12 января, поэтому мой возраст следует считать от 12 января по старому стилю”.
(Неизданная запись от 12 января 1877 года. Здесь и далее цитаты из неизданной части
дневника будут даваться из книги о Марии Башкирцевой Колетт Конье. См. раздел
“Библиография”).
Думаю, что свидетельство самого героя в данном случае точнее всех остальных. Кроме
всего прочего, Мария Башкирцева по образованию была выше всего своего окружения, ей
можно верить.
Долгое время сама Мария считала, что родилась недоношенной и лишь случайно узнала, что родилась через семь месяцев после свадьбы вполне доношенным ребенком, думается, это случилось в один из семейных скандалов, когда она узнала и про венерическую
болезнь отца до свадьбы и про прочие “прелести” совместной жизни родителей. Чтобы
скрыть факт ее преждевременного рождения, “официальный” день рождения праздновался
всегда на два месяца позже фактического, как мы уже знаем, 12 января по старому стилю.
Когда же произошла подмена года рождения теперь определить трудно, но мне думается, это происходило постепенно. Стареющая дева Мария Башкирцева все время уменьшала
себе возраст. Ведь по тем временам девушка в двадцать пять лет была уже старой девой, засидевшей в девках. Старались и ее друзья. Когда надо было приукрасить легенду о ней, создаваемую при жизни, они еще более приуменьшали ее возраст, о чем она неоднократно