— Превосходно, Беренс, — ознакомившись, одобрил старание подчиненного Гейдрих.
Из состряпанного нетрудно было заключить, что часть советских военачальников проявляет недовольство к захватившему власть партийному руководству; что к их числу относится и маршал Тухачевский, поддерживающий связь с оппозиционно настроенными генералами немецкой армии; что в стране, таким образом, зреет военный заговор.
— В эту записку нужно еще внести вот эти фамилии немецких чинов. — Гейдрих протянул одобренный Гитлером список неугодных ему генералов.
А потом началась скрупулезная техническая работа. На документах нужно было проставить поддельные штампы и печати управления Канариса, так как по задуманной версии переписка и все «дело» должны проходить по ведомству войсковой разведки. Более того, нужно было подделать подписи и рукописные заметки различных лиц. Предусматривалась резолюция не только Канариса, но и самого Гитлера, которого якобы поставили в известность о криминальной переписке.
После долгих поисков разыскали искусного мастера-гравера Путциса. Узнав, что ему придется иметь дело с гестапо, тот поначалу наотрез отказался. Однако под настойчивым нажимом все-таки дал согласие, но потребовал письменное подтверждение, что сделал это по заданию гестапо и без какого-либо вознаграждения.
Еще в 1926 году, когда Тухачевский ездил в Германию для переговоров с одной германской авиационной фирмой, оп подписал несколько документов о техническом сотрудничестве. Теперь его подпись была использована при подделке документов.
Изготовленную фальшивку принесли Гейдриху. Он тщательно, с лупой в руке вглядывался в нее, сравнивал с подлинными документами. Пытался найти различие в машинописи — и не мог: шрифт берлинской машинки был идентичен с той, что находилась в Москве.
— А бумага! Это же финская! Найти русскую, с водяными знаками! И старого изготовления!
И вот, наконец, фальшивое досье находилось в папке со штампом военного министерства, с визами Канариса, Бормана, с пометками на полях должностных лиц, письмами. Тут же расписки советских военачальников в получении крупных сумм за предоставленную информацию. Всего в «деле» 15 листов документов, сработанных со старанием и мастерством. Меж строк улавливается скрытый подтекст недовольства руководством Сталина.
Гейдрих доволен. Теперь можно идти с докладом к фюреру.
И Гитлер тоже не скрыл восхищения.
— Что от меня требуется?
— Написать Канарису указание о наблюдении за нашими подозреваемыми чинами.
Гитлер молча написал на первом листе досье текст указания.
— Число поставите сами, — и оттолкнул от себя папку. — Немедля дайте делу ход.
В кабинет Сталина вошел его помощник Поскребышев.
— Звонит Литвинов. Просит принять по крайне неотложному делу.
— Пусть едет.
Литвинов появился с озабоченным видом. В руках папка.
— Товарищ Сталин, сегодня прибыл из Праги наш посол Александровский. Два дня назад он имел беседу с президентом Бенешем. Тот сообщил ему о произошедшем. — И Литвинов положил на стол папку.
Сталин читал неспеша, хмурил брови. То, что сообщал президент Чехословакии Бенеш, который два года назад подписал дружественный договор с Советским Союзом, Сталину уже было известно. Начальник Главного разведывательного управления Красной Армии комкор Урицкий неделю назад сообщил, что в Берлине ходят слухи о готовящемся в Советском Союзе военном заговоре. Уточнить источник пока не удалось.
И вот снова о том же.
— Тут посол ссылается на документальные улики. Они действительно имеются?
— Думаю, что имеются. Сотруднику нашего посольства Израиловичу удалось читать два подлинных письма Тухачевского. Его заверили, что имеется целое досье, которое намерены продать.
— Так за чем же дело?
— За ценой, товарищ Сталин. Они требуют три миллиона.
— Ну и что! Этим делом займется человек Ежова. Помогите ему.
Вечером того же дня в Чехословакию отправился с особыми полномочиями сотрудник НКВД. В Праге работник советского посольства Израилович свел его с человеком в цивильном. Тот себя не назвал. А это был господин Беренс, тот самый, что лепил фальшивку.
— Вот письмо Тухачевского… — представил он чекисту документ. — А вот это — резолюция фюрера после ознакомления с досье.
— Самого Гитлера? Что он пишет?
— Организовать слежку за немецкими генералами вермахта, — перевел Израилович.
— Вы можете представить все досье? — спросил энкаведист.
— Конечно. Если сговоримся в цене, — ответил Беренс.
— Сколько?
— Три миллиона рублей.
— Согласен. Завтра вы их получите.
Сделка состоялась.
На следующий день представитель Ежова получил фальшивое досье, а гестаповец Беренс уносил в распухшем портфеле три миллиона рублей.
М. Н. Тухачевский
1893–1937
Войдя в кабинет, Михаил Николаевич распахнул окно. Утро было по-майски ясным, солнечным, и он ощутил свежесть чуть влажноватого после дождя воздуха.
Постояв немного у окна, Тухачевский сел за стол, перекинул на календаре листок: 11 мая, вторник. Потянулся за папкой с документами, которую положил адъютант. Он всегда просматривал бумаги с утра, чтобы они не залеживались. Но тут зазвонил телефон.
— Товарищ маршал, здравствуйте. — Он узнал порученца по особым делам наркома. — Вас вызывает товарищ Ворошилов.
Нарком был явно не в духе. Не ответив на приветствие, поднялся, уперся руками об стол.
— Принято решение об освобождении вас от должности моего заместителя, — произнес он глухим голосом и бросил короткий взгляд на стоящего перед столом маршала.
Воцарилось молчание. Его нарушил Михаил Николаевич.
— Могу я узнать причину отстранения? — Голос выдавал волнение. — В чем причина?
— Решение принято правительством. Для пользы дела. — Ворошилов вертел в руках карандаш и, отведя взгляд, будто бы читал лежавший на столе документ. — Вы назначаетесь командующим Приволжским военным округом. Завершайте дела и не медля отправляйтесь в Самару. Приказ о назначении и документы вам вручат. Есть вопросы?
— Вопросов нет. — Тухачевский повернулся и решительным шагом направился к двери.
Еще несколько дней назад на совещании он заметил подозрительную настороженность к нему наркома. Тот как бы его не замечал, словно первого заместителя в зале не было. Впрочем, отношения между ними всегда были официальными, без доверительной и полезной для дела близости. Обнаруживалась как бы естественная несовместимость, не позволявшая достигнуть взаимопонимания.
