Стась писал, чтобы мама и я перебрались к нему в Белые Лужи, что нас проведет этот мальчик, их связной. Просил захватить медикаментов и табаку.
Назавтра мы втроем вышли разными дорогами и встретились в условленном месте. Наш проводник все время шел впереди молча, серьезный. Он был старше меня года на два, и я смотрел на него с уважением: ведь он выполняет важное задание! Записку в отряд Петя передал не маме, не мне, пионеру, а этому мальчику.
В пути нас никто не останавливал, но было страшновато. Связной вел нас в обход Белых Луж, через лес. Потом остановился и стал прислушиваться. Мы услышали шорох. Из-за деревьев вышли пять человек с автоматами и среди них — наш Стась. Мама бросилась целовать его и заплакала.
— Не плачь, мамаша, — сказал один из партизан, — мы тут живем хорошо. Найдется и твоему меньшому занятие.
Среди партизан был один постарше годами, небритый человек, называли его Селянниковым. Наш проводник передал ему письмо от Пети. Я узнал, что связного зовут Мишей Павловичем и что сам он из Белых Луж. Мне тоже захотелось быть таким связным, как он.
Селянников отвел меня в сторону. Я не ожидал, что так скоро приступлю к делу.
— Ты, может, есть хочешь? — спросил он. — Сейчас тебя и маму твою накормим.
Я молчал. Мне хотелось скорее узнать насчет связной работы.
— Отдохнешь и пойдешь с мамой в город. Она там останется, а тебе будет задание.
Я покраснел и сказал:
— Пакет я хорошо спрячу. Мне Петя показал, как это делать.
Селянников засмеялся.
— Хорошо, что Петя показывал, но сейчас никакого письма тебе не дадим. Скажешь Петру, чтобы организовывал и направлял к нам молодежь. И пусть ваш Владик приезжает. Хватит ему разгуливать по Борисову. Запомнишь?
— Тут и запоминать-то нечего, — обиделся я.
Но Селянников заставил меня повторить приказ слово в слово.
— Может, вы дадите мне хоть какой-нибудь пакетик, — все же попросил я.
— Когда пойдешь назад, Петр тебе даст письмо.
— А где я вас увижу?
Селянников весело похлопал меня по плечу.
— А ты молодец! Хорошим курьером будешь. Правда?
— Буду.
Мы договорились, что через два дня в полдень встретимся на этом же месте, около березового бревна. Если толстым концом оно будет лежать, как сейчас, — можно идти дальше; если же наоборот — надо идти к Белым Лужам. Кроме письма, я должен был принести бинт, йод и табак.
По пути назад мы с мамой заночевали в Белых Лужах, повидали Мишу и без помех пришли домой.
На следующий день я с письмом от Пети опять направился в Белые Лужи. В лукошке под тряпками, хлебом и печеной картошкой лежали бинты, йод, табак. Письмо, свернутое в маленький комочек, я спрятал на груди.
Приблизившись к Белым Лужам, встретил часового. Откуда и почему он здесь? Вчера его ведь не было.
— Вогин? — спросил он.
— Дорф, дорф, — говорил я. — Нах гауз…
Часовой пропустил меня. Когда я входил в деревню, увидел, что впереди, на улице, стоят два ряда мужчин, перед ними — пулемет и немцы. Я подался в сторону, за хаты, огородами выбрался из деревни в лес. Там встретил Селянникова и передал посылку и письмо. Но в отряде мне побывать не довелось. Селянников дал мне новое задание, и я сейчас же отправился назад. В Белых Лужах немцев уже не было. Они постращали народ, допытываясь, где партизаны, и потом уехали. Переночевав в Белых Лужах, я назавтра был уже дома.
Дома узнаю, что моя мама арестована. Петя дома не ночевал. У мамы расспрашивали про Стася. Видимо, кто-то что-то пронюхал и донес. Но мама твердила одно: сына убили партизаны за то, что он служил у немцев. Ее отпустили. Но мы чувствовали, что за нами внимательно следят. Нас хотели поймать с поличным. Но и мы следили за полицейскими и шпионами. Когда стало совсем опасно, пришел наш знакомый Миша с письмом от брата. В письме говорилось — оставить город как можно быстрее.
3
Легко сказать — выбраться всей семьей. А как это сделать, когда за нами все время следят? Долго советовались, как перехитрить немецких ищеек. Наконец, мама придумала такой план, что даже Петя похвалил.
Деревня, деревня. Домой.
Мы принялись заготавливать дрова на зиму. Закупали один воз, второй, открывали настежь ворота — пусть все видят, как мы готовимся к зиме. Сено готовим корове, свинье корм. Соседи смотрят и завидуют. Мать начала прибирать хату, открыла окна, моет, трет стекла и рамы, а отец белит на кухне печку. То Владик, то Петя чинят крышу, стучат молотком на всю улицу.
— К чему это вы так готовитесь? — спрашивают соседи.
— На свадьбу едем, а потом и молодые приедут, будут у нас жить, пока квартиру себе найдут.
Вся улица знала про это. Знали и полицейские. Владик на машине приезжает, возит маму на базар, катает нас. Счастливая жизнь — да и только!
Наконец наступил день отъезда. Мама попросила соседку:
— Посмотри за нашим домом. Корову подоишь. Свинью накормишь. Приедем с молодыми — будешь первой гостьей.
Подъехал Владик с машиной. Вся семья весело расположилась в ней. У меня в руках гармошка. Так и покинули мы город, бросив все свое хозяйство.
4
Я теперь настоящий партизан, или, вернее сказать, партизанский курьер. У меня своя кличка: Мальчик. От наших землянок до Борисова 45 километров. Этот путь приходилось мне проделывать много раз туда и обратно. Идешь ночью по большаку. Кругом тихо, спокойно, но ты весь в напряжении. Все кажется, что кто-то следит за тобой.
Ага, вот здесь должна быть немецкая застава.
Я сворачиваю с дороги и болотами обхожу ее стороной. В городе пробираюсь знакомыми переулками к дому Попекова Гоги, передаю ему листовки и мокрую от пота записку Селянникова. Ночевать в городе опасно, и я сейчас же отправляюсь назад. Поспать можно в поле или в лесу.
После каждого такого похода мне дают несколько дней отдыха. Я сбрасываю свои лапти и рваную куртку и разгуливаю по землянкам. Отряд уже был большой и готовился к серьезным операциям. Передавать партизанские пакеты сделалось для меня обыкновенным делом.
Однажды в феврале командир вызвал меня и сказал:
— Вот что, Витя, мы дадим тебе подводу, поедешь в город и привезешь оттуда пишущую машинку.
— Может быть, я ее и так донесу.
— Не донесешь; она большая и тяжелая.
Мы распороли хомут, набили его листовками и опять зашили. Потом запрягли в сани коня, и я поехал. Долго ехал по снежным глухим дорогам. Приехал в город на улицу Розы Люксембург. Там жила жена нашего партизана Адамовича. Заехал во двор, достал листовки, передал письмо и получил машинку. Зарыл ее в сено и поехал.
Выезжаю из города — меня останавливает немецкий часовой, спрашивает, куда я еду. Я спокойно остановил коня, хоть в душе у меня все дрожало. Начал объяснять:
