Стали мелькать знакомые, казавшиеся незнакомыми, улицы… Вот только двое суток прошло, а все кажется новым, как будто прошли годы… Шпалерная… Навстречу нам идут какие-то части с музыкой, очевидно, «на поклон» Государственной Думе… Набережная… Неужели это та самая Нева?.. Бродят какие-то беспорядочные толпы вооруженных людей, рычат и проносятся ощетиненные штыками грузовики… Зачем они несутся?.. Сами не знают, конечно… «За свободу…»
Вот Троицкий мост… Толпа увеличивается по мере приближения к крепости…
На Каменноостровском, против длинных мостков, которые ведут через канал к крепости, – митинг… Откуда взялись эти люди так рано?
Подъехали к мосткам… Толпа все же не смеет еще проникнуть «туда». Она еще уважает часового… Мой спутник говорит, что надо «махать белым флагом».
Но я отлично вижу в том конце офицера, который явно нас ожидает… Я перед отъездом приказал позвонить из Государственной Думы…
Я иду по мосткам. Он радостно срывается нам навстречу.
– Мы вас так ждали… Ах, как хорошо, что вы приехали…
Пожалуйте – комендант вас ждет…
* * *
Пройдя по бесконечным коридорам, мне до той поры незнакомым, я нашел коменданта, почтенного генерала. С ним было несколько офицеров.
Я сказал коменданту:
– Я прислан сюда для переговоров… от имени Комитета Государственной Думы… Как вы смотрите на положение вещей, ваше превосходительство?
Старый генерал заволновался:
– Да вот, видите… Ведь вы должны нас понимать… Пожалуйста, не думайте, что мы против Государственной Думы… Наоборот, мы понимаем, мы очень рады… что в такое время какая-нибудь власть… Мы всецело подчиняемся Государственной Думе, вот я и гг. офицеры… Но ведь, я думаю, для каждой власти, для всякого правительства необходимо сохранить то, что у нас под охраной?.. У нас, вы знаете, во-первых – царские могилы, потом Монетный двор, наконец Арсенал… Ведь вы же подумайте… Это же невозможно, чтоб толпа сюда ворвалась! Это же необходимо охранять для всех, для каждого правительства… Мы не можем то, что нам поручили… мы не можем… Мы должны охранять… Это наш долг… присяги…
Я перебил старика:
– Ваше превосходительство, не трудитесь доказывать то, что совершенно ясно для каждого… здравомыслящего человека… Так как вы изволили сказать, что признаете власть Государственной Думы, то я от имени Государственной Думы – прошу вас и настаиваю… Очень рад, что могу это сделать в присутствии гг. офицеров… Крепость со всем тем, что в ней есть, должна быть охранена во что бы то ни стало…
Генерал просветлел…
– Ну вот… Теперь все ясно… Теперь мы спокойны… теперь мы знаем, чего держаться. Но вы не согласны были бы оставить письменный приказ?
Я написал от имени Комитета Государственной Думы приказ коменданту Петропавловской крепости – охранять ее всеми имеющимися в его распоряжении силами и ни в коем случае не пускать толпу на территорию крепости.
Но меня беспокоила одна мысль… Ведь почему Бастилию сожгли? Думали, что в ней политические арестованные, хотя ни одного арестованного в Бастилии тогда уже не было. Как бы не «повторилась история».
– Скажите, пожалуйста, у вас есть арестованные – политические?
– Нет… есть только одиннадцать солдат, арестованных уже за эти беспорядки…
– Этих вам придется выпустить…
– Сейчас будет сделано.
– Но я не этим интересуюсь… есть ли политические… освобождения которых могут «требовать»? Вы понимаете меня?
– Понимаю… Нет ни одного… Последний был генерал Сухомлинов… Но и он освобожден несколько времени тому назад…
– Неужели все камеры пусты?
– Все… Если желаете, можете убедиться…
– Нет, мне убеждаться не надо… Но вот те – там, на Каменноостровском – могут не поверить… И потому сделаем так: если от меня приедут члены Государственной Думы и предъявят мою записку – предоставьте им взять несколько человек из толпы и покажите им все камеры… Пусть убедятся сами…
– Слушаюсь, но только по вашей записке…
– Да, до свидания…
Мы стали уходить, но ко мне обратились с просьбой несколько офицеров – сказать речь гарнизону, который волнуется…
– Поддержите нас… офицеров… чтобы они знали, что Государственная Дума требует дисциплины…
Во дворе был выстроен гарнизон… Раздалась команда: «Смирно!»…
Я сказал им речь… Я говорил о том, что в то время, когда происходят такие большие события, нужно помнить об одном – что идет война, что все мы находимся под взглядом врага, который сторожит, чтобы на нас броситься, и, если чуточку ослабеем – сметет нас… И все пойдет прахом… И вместо свободы, о которой мы мечтаем, – получим немца на шею… А всякий военнослужащий знает, что армия держится только одним – дисциплиной… Нравится начальник или не нравится, это не имеет никакого значения… об этом про себя рассуждай, у себя в душе, а повинуйся ему не как человеку, а как начальнику… В этом и есть разумная свобода… «Повинуюсь потому, что люблю родину, и не позволю, чтобы враг ее раздавил». Господа офицеры, с которыми я только что говорил, находятся в полном согласии с Государственной Думой; Государственная Дума в моем лице отдает приказ защищать крепость во что бы то ни стало!.. И так далее в этом роде…
Слушали, по-видимому, понимали и даже сочувствовали… Когда я кончил, кто-то крикнул:
– «Ура» товарищу Шульгину…
Но, уходя под это «ура», я очень ясно чувствовал, что дело скверно…
* * *
Перейдя мостки, я видел, что толпа на Каменноостровском страшно увеличилась и возбуждена… Но тут сопровождавший меня офицер оказался как раз у места. Он вскочил на автомобиль и, стоя, разразился своеобразной речью, из которой можно было понять, что Петропавловская крепость «за свободу» и все вообще благополучно… Толпа кричала «ура!» и почему-то пришла в благодушное настроение…
В это время я увидел, что через Троицкий мост несутся к нам несколько грузовиков, угрожающе разукрашенных красными флагами и торчащими штыками… Бешено рыча моторами, они остановились перед мостками, рядом с нашей машиной… Люди были в большом возбуждении, щелкали затворами и кричали:
– Почему она (крепость) красного флага не подняла? Открыть военные действия!..
Мой офицер перескочил с сиденья нашего автомобиля на мотор грузовика и завопил оглушительно:
– Дурачье набитое! Открыть ему «военные действия»! А какого черта тебе «действия»… когда она бездействует!.. Вот член Государственной Думы!.. Все уже там сделал. Крепость – за свободу, за народ… а ему – «военные действия»… Повоевать захотелось?.. Не навоевались?!
