"А таинственное исчезновение мощного передатчика с транспортного "Ю-52"? - подумал Коссовски.
В вечерние часы его мозг работал с завидной четкостью. Вайдеман, Вайдеман... В тот момент, когда произошла катастрофа, у него внезапно повысилось кровяное давление... Слишком прозрачно. Впрочем, нет. Если так настораживает Вайдеман, значит, не он. Чутье опытного контрразведчика восставало против Вайдемана. Кто же рекомендовал его в Лехфельд? Удет? Но Удет - это Пихт. Вайдеман - Пихт. Это Швеция, это Испания, Франция... И еще Зейц. И еще Гехорсман... Гехорсман - Зейц - Вайдеман - Пихт... Тьфу! Какое смешное сочетание.
Коссовски обратил внимание, что в любых раскладках появляется Пихт. Пихт - это Испания, Железный крест, Мельдерс, Удет, Геринг... "Любопытно, с кем в последнее время встречался Пихт? - подумал Коссовски. - Встречаться он мог где угодно. На ипподроме, в театре, кино, ресторане, просто на улице, даже на службе, пока работал у Удета. На службе? Это можно проверить. Конечно, это соломинка..."
Коссовски написал заявку в бюро пропусков. Там хранились корешки с фамилиями посетителей министерства авиации и указывалось, к кому шел тот или иной человек.
Коссовски раскрыл окно. Большой черный город спал. Ни огонька, ни единой души на улицах. Берлин в затемнении. Ночной прохладой тянуло от Тиргартена, главного парка берлинского центра.
"Пожалуй, надо идти домой. У сына простуда. Странно, так жарко в августе - и простуда..."
Коссовски отдал ключи дежурному офицеру и пошел в настороженную, почти непроглядную ночь, только сверху накрытую редкими звездами.
...Утром, бреясь, Коссовски внимательно посмотрел на свое изображение в зеркале. Волосы у лба начали редеть. Шрам - дань лихим юнкерским временам прятался уже за глубокими бороздками морщин. Кончики усиков опустились; придется их подровнять в парикмахерской господина Бишофа - у него он подстригался всю жизнь.
Без четверти восемь Коссовски съел бутерброд с колбасой, поджаренные ломтики белого хлеба с ячменным кофе.
Без пяти спустился к зеленому армейскому "оппелю", курсирующему между квартирами сотрудников "Форшунгсамта" и министерством авиации.
В свой кабинет он вошел в тот момент, когда большие электрические часы в коридоре с глуховатым перезвоном пробили восемь ударов.
Минуту спустя штабс-фельдфебель из бюро пропусков принес ему объемистый пакет с корешками пропусков.
- Я могу предложить свои услуги, - сказал фельдфебель.
- Нет, благодарю. - Коссовски никого не хотел посвящать в тот план, который созрел в его голове.
Через два часа несложного, но довольно утомительного перелистывания корешков Коссовски наткнулся на фамилию Пфистермайстера, который посетил 28 августа 1939 года Пауля Пихта.
"Зачем же потребовался постоянному представителю Хейнкеля в Берлине Пихт?" - подумал Коссовски.
Некоторое время он раздумывал, потом взял телефонную книжку и набрал нужный номер.
- Господин Пфистермайстер? Вас беспокоит капитан Коссовски из научно-исследовательского отдела министерства авиации.
- Слушаю вас, - поспешно ответил Пфистермайстер.
- Не могу ли я поговорить с вами, скажем, через тридцать минут?
- Хорошо, жду у себя в конторе.
Когда-то господин Пфистермайстер выглядел шустрым, преуспевающим старичком, с плутоватыми, близко посаженными глазками. Сейчас же навстречу Коссовски семенил глубоко увядший старик в простом пиджаке, без знаменитой золотой цепочки на пенсне, согбенный и утративший, казалось, все жизненные силы.
Два его сына - правда, интенданты - служили в Богемии. Но там партизаны, а их пули мало разбираются в должностях и чинах солдат фатерланда.
- Чем могу служить? - спросил Пфистермайстер.
- Не припомните ли вы, господин Пфистермайстер, с какой целью вы посещали адъютанта Удета?
- Адъютанта Удета? Назовите, пожалуйста, его фамилию.
- Пихт, Пауль Пихт.
- Ах, отлично помню этого молодого и чрезвычайно предупредительного офицера. Н-но... мы говорили... о сущих пустяках.
- Нам важно знать подробности этого разговора, более строгим голосом проговорил Коссовски.
- Не помню... Нет, не помню. Кажется, я передал какое-то письмо по просьбе господина Хейнкеля.
- Письмо? Вы не знали его содержания?
- Простите, но это секрет фирмы, - посуровел Пфистермайстер.
- Я выполняю важное государственное задание.
- В таком случае спросите об этом самого доктора Хейнкеля.
Пфистермайстер хотел узнать, не случилось ли чего с Пихтом, но Коссовски его опередил:
- Пауль мой хороший знакомый, даже друг, сейчас он работает у Мессерпшитта.
- Тогда спросите Пауля, - проговорил Пфистермайстер и встал, давая понять, что больше он не может задерживать гостя.
Коссовски ничего не оставалось делать, как выйти.
"Все ясно. По тому, как вдруг уперся этот старый ослик, видно, что Пихт кормится у Хейнкеля. Неудачи у Мессершмитта выгодны ему. А возможно, он и сам подстраивает эти неудачи..."
Последняя мысль показалась Коссовски кощунственной.
Вернувшись к себе, он снова достал личное дело Пихта и пытался между строчек справок, сухих документов и характеристик найти лазейку, чтобы проникнуть в истинную душу Пихта. Деятельность в Швеции и Испании была безукоризненной. Франция? Францию следует проверить. Ведь и он был свидетелем случая в "Карусели", и к нему могло относиться слово "март". Заметил Коссовски и такую особенность: как только начались испытания реактивных самолетов, Пихт развил чрезмерную активность. Он присутствует, правда с Удетом, на испытаниях "Хе-176" в Ростоке, затем в Рехлине. Приезжает на испытание "Штурмфогеля" к Мессершмитту...
Вдруг какое-то необъяснимое чувство заставило Коссовски рассердиться на самого себя:
"Дался мне этот Пихт. Стареешь, друг. Из ума выживаешь! Вот справка. Пихт передал в фонд авиации 20 тысяч марок. Не из жалованья же. Ясно, такие деньги он мог получить от Хейнкеля. И Пфистермайстер их вручил Пихту". Коссовски снова позвонил представителю Хейнкеля. И тот наконец подтвердил, что вручил премию Пихту, как, впрочем, и другим энтузиастам реактивной тяги.
"Нужно немедленно выехать в Лехфельд. Кстати, проверю, чего добился Флике", - решил Коссовски и пошел к Регенбаху.
- Да, да, я уже знаю о катастрофе, - встретил его майор. - Что вы собираетесь делать?
Коссовски хотел отделаться общими фразами, но Регенбах вдруг потребовал рассказать обо всем самым подробнейшим образом. Он задавал вопрос за вопросом, и хотел этого или не хотел Коссовски, но ему пришлось изложить все подозрения, которые касались Вайдемана, Зейца, Пихта, Гехорсмана, инженеров Зандлера.
- А Март, а радиостанция в Аугсбурге и Брюсселе? - сухо спросил Регенбах. - Мне кажется, ищейка пошла по ложному следу.
