Довольно узкий мир. Ильерский круг: его отец, бабушка, мать и тетки; парижский круг: врачи, Елисейские поля, несколько женщин - сначала Лора Эйман и ей подобные, затем госпожа Строс, госпожа де Шевинье, салоны госпожи Грефюль, госпожи де Боленкур, госпожи Арман де Кайаве, высший свет; через Отёй и своих родственников Вейлей - еврейский круг; через Кабур и теннисный корт на бульваре Бино -молодых девушек; народ едва представлен его старой Фелисией, Антуаном и Жаном Бланом (слуги профессора Пруста), позже - Селестой Альбаре и Одилоном, несколькими гостиничными 4 лифтерами" и посыльными; несколько воспоминаний об армейской службе; несколько комбрейских торговцев. Очень тонкий срез французского общества. Но это неважно. Он будет разрабатывать свою жилу не вширь, а вглубь; впрочем, предмет в искусстве - ничто. Сезанн творил шедевры с одной тарелкой и тремя яблоками.
О своей ограниченной вселенной Пруст накопил, хотя отпирается от этого, множество заметок. Давно, быть может, со времени "Забав и дней", он думает о большом произведении, еще недостаточно определенном. Он уже смутно видит подмалевок своей картины, некоторых ее персонажей. Нет ничего увлекательнее, чем следить за работой романиста. В черновиках находишь указания, заметки, запомнившиеся фразы, особенности речи какого-нибудь человека, то тут, то там -мысли, порой помеченные: Важное, или даже: Наиважнейшее.
ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ
"Наиважнейшее для последней тетради: ко мне вернулись некоторые приятные впечатления от сильной жары, прохладного дня, путешествия. Но где я их испытывал? Все имена покрыты мраком. Очень хорошо помню, что был с Альбертиной. Сама-то она вспомнила бы. Наше прошлое ускользает в тень. Однако же, право, тот день, такой знойный, когда она отправилась рисовать в холодке лесной лощины... Ну же, это был не Энкарвиль, но название не должно слишком отличаться... Энкар... Энк... Нет, напрасно я ласкаю ночь своих воспоминаний, никакое возможное имя так и не появляется.
* * *
Спросить у господина Маля для Тансонвиля, надевают ли монахи золотые ризы на рождественские и пасхальные службы. Литании.
* * *
Наиважнейшее: ввести в гостиницу слово, которым посыльные заменяют ливрею, а также служащие вместо слуги.
* * *
Для господина де Германта: "Я собираюсь дистиллировать это лакомство".
Для Франсуазы: "Потому как... сзаду..."
Дать Блоку слова книжонка и копаться.
* * *
Господин де Норпуа: "Незачем возвещать urbi et orbi..."[136]
Господин де Норпуа: "Надо уметь решаться быстро, что не значит легкомысленно или вслепую".
* * *
Посмотреть на обороте другой страницы кое-что наиважнейшее для смерти Бергота. Свидание со Смертью. Она приходит. Купина прямо в небе. Подумать, как вставить это повеление в мое завещание. Не забыть никого...
* * *
Франсуаза, когда хотела узнать что-нибудь о ком-нибудь, никогда не спрашивала напрямую, но с улыбчивым, робким, вопросительным и лукавым видом говорила: "У вашего дяди, небось, вилла
в Ницце была?.. Небось, собственная?.." Так что приходилось отвечать ей Да или Нет, чтобы не выглядеть лжецом, молчаливо подтверждая это неверное uefocb.
* * *
Этьен де Бомон и даже Люсьен (Доде), но особенно первый, когда передают речь какой-нибудь шикарной дамы, состоящей с ними в ближайшем родстве или теснейшей близости, по сто раз повторяют, пересказывая то, что она им сказала: "Понимаешь, мой маленький Этьен... Ну что ты, мой маленький Люсьен, это же просто..."
* * *
Музыка: эта рукопашная схватка двух мотивов в финале, где временами замечаешь, как из одного выныривает часть другого.
* * *
Бальзак: Встреча Вотрена и Рюбампре возле Шаранты. Речь Вотрена на манер Монтескью: "Вот что значит жить в одиночестве... и т. д." Философский смысл этих слов... Вотрен, останавливающийся, чтобы посетить дом Растиньяка; педерастическая "Печаль Олимпио" [137].
* * *
Фраза, в первый раз появляющаяся из отрывка, словно фигурантка, которую еще не заметили.
* * *
Все условно, старательно, потому что у меня нет воображения, но все наполнено смыслом, который я долго вынашивал в себе, слишком долго, ибо моя мысль забыла, мое сердце остыло, и я с трудом вымучил для него эти несуразные условия, которые его подавляют, но откуда исходит каждый..."
* * *
Для вставок: Париж, афиши, театры, иллюзии. 2) Возврат к первоначальному состоянию с девушками. 3) Видения после смерти моей бабушки. Где-нибудь Фелисия, не понимающая, что со мной.
(Фелисия + некая Мари + другая старая служанка из Илье = Франсуаза".[138]
Эти заметки, часть которых еще содержит имя реального персонажа, были затем включены в "отрывки", составляющие Тетради Пруста. Там мы находим целые сцены, переписанные по два, три, четыре раза, в разных видах и всегда улучшенные. Мы можем, таким образом, восстановить генезис произведения. Кажется определенным, как мы уже говорили, что вначале Пруст хотел написать роман о Сване в третьем лице. "Любовь Свана" - это уцелевший фрагмент той первоначальной версии; и вот почему Пруст смеялся, когда его причисляли к субъективным романистам. Упорствуй он в своем изначальном замысле, говорил он, и все критики назвали бы его романистом объективным. Например, в Тетрадях имеются многочисленные сцены, являющиеся прообразом "Девушек в цвету", но где героем выступает Сван, а девушек зовут не Альбертина и Андре, а Мария, Соланж, Септимия, Анна.
"Анна. - Из всех этих женщин Мария и Соланж были теми двумя, кого он любил меньше всего. Когда ему понадобилось поехать в Керкевиль, он не спросил, поедут ли они туда, и накануне своего отъезда узнал, что, вероятно, не поедут; когда же ему стало известно, что они там все-таки были, то не искал никакого повода увидеться с ними и не ходил туда, где находились они, но, тем не менее, часто их встречал в силу обстоятельств. А поскольку они все-таки были молоды и приятны, то выдавались некоторые дни, когда из всей их компании его больше всего привлекали Септимия или Анна, а назавтра, как и в прочие дни - Селия, Арабелла или Рене.
Крохотное чувство, которое он испытывал к Анне и к Септимии, на самом деле охладело из-за разлуки, по их вине, из-за некоторого портившего их внешность недомогания; но чувства подобны семенам, они могут очень долго оставаться охлажденными и вновь ожить..."
* * *
"...Потом она убеждала его, что это неправда; он отогнал эту мысль и больше об этом не думал. Того единственного разоблачения оказалось довольно, чтобы возненавидеть Анну; он злился на нее; обходился с ней ужасно, отзывался дурно, пытался причинить боль, все больше и больше проявляя нежность к Септимии. Однажды он зашел в отношении Анны так далеко, что ему пришлось объясниться. Печаль терзаемой Анны его тронула. Тогда он сказал ей: "Можете вы поклясться мне, что ответите правду на то, о чем я вас спрошу? - Клянусь. - Я люблю Септимию; мне сказали, что у вас была с ней связь. Это правда?" Анна оскорбилась: "Клянусь, что нет!" Он успокоился на какое-то время. Но из-за малейших пустяков начинал все снова. Он постоянно изводил Анну сарказма-ми. "Любопытно, - говорили люди, - в прошлом году Анна Свану очень нравилась. А нынче он терпеть ее не может". Зато он был мил с Септимией и, казалось, получал удовольствие от того, что Анна видит явное предпочтение, которое он отдает Септимии и то, как Септимия мила с ним. Потом его ревнивые подозрения успокоились. И он почувствовал сильное влечение к Жюльетте..." [139]
