Румянец — продолжение глаз. Говорю это тебе, как говорила бы о портрете 500 лет назад. И ты так же примешь.
О Д<афнисе> и Х<лое>. — Еще? — Еще! (Мережковский [472] прочел бы: о Дионисе и Христе, не смущаясь последовательностью. Нет, только о Дафнисе и Хлое.) Выписываю из записной книжки (шла с Муром на плаж):
«Дафнис и Хлоя. Книга первого удивления. Я люблю, когда первые удивления — позади.
_____
Дафнис и Хлоя — des niais [473] (недаром — déniaiser [474]). А вся книга — des niaiseries [475].
_____
Одно — любовь от взгляда, другое — от прикосновения. Франческа, Джульетта, — всё лики Психеи. Поэтому — трепет от строк. В лепете Джульетты и молчании Франчески трепет крыл бабочки [476].
Мы этих детей ЧТИМ, к Д<афнису> и Х<лое> мы (не я!)… снисходим».
_____
Ко́люшка, Ко́люшка, не доверяй слову «язычество». Только ПРЕОБРАЖЕННОЕ оно — довод. А Д<афнис> и Х<лоя> язычество в чистом виде. Такими, может быть, были боги и богини, когда «в первый раз»… А — может быть — те боги только сейчас доросли до себя? В нас.
— И все-таки, я не ошиблась, посылая тебе эту книгу. Во-первых и не в главных — ты должен ее знать, ибо читаться она будет пока мир стоит. А в главных — она тебе, ты ей все-таки — соответствуешь.
Ведь она по тону родная сестра Апулеевой Психее [477]. (Чортовы римляне: что Психея, что Хлоя — им все одно.) И именно этот тон (все латинство ВО ВСЕМ, ЧТО НЕ МЫСЛЬ) мне непереносим. Возьми у своей мамы моего Мо́лодца и открой где хочешь — вот мои Дафнис и Хлоя! Пастух и пастушка — парень и девка, оливковая роща — околица, ИДИЛЛИЯ — ПРЕИСПОДНЯ! Эти книги рядом не будут лежать, как я́ не буду — да ни с кем, пожалуй, потому что меня сожгут. («Не будут» как: не смогут: не ВЫЛЕЖАТ!) А Португальская монахиня с Мо́лодцем — да еще ка-ак! Такого ей было нужно, а не графа S<ain>t-Léger!
— Lettres d’une religieuse portugaise [478], — пять или шесть? И ВСЯ ЖИЗНЬ, вся эта, вся та́. Лет ей было наверное столько сколько Хлое. Увидела с балкона. Балкон обвалился в ад. О, Гёте этой книги бы в комнате на ночь не оставил! — Р<ильке> с ней не расставался.
В ней ничего особенного, кроме всей СТРАСТИ СТРАДАНИЯ. Эта книга вечная, потому что ее всегда будут писать за́ново, и сейчас пишут — какая-н<и>б<удь> комсомолка в Тверской губ<ернии> — комсомольцу же. Любил — оставил. Жаль, что нет ее портрета (никогда и не было). Одни глаза.
_____
Спасибо, сыночек, за предложение помощи по дому. Ты меня умиляешь. Такое слово — уже́ дело, «давайте подмету» для меня — уже́ выметено. Ничего мне от тебя не надо, кроме твоей души, подсказывающей тебе такие слова. Нет, дружочек, мы с тобой будем мести — леса, с ветром, октябрьским метельщиком. Ты меня тронул и с Муром.
…Жалко — письма кончатся? Как ты похож на меня — ту́ (еще второго десятка!) И 500 километров, как 500 верст собственной земли. — Будет из тебя или нет — поэт?
М.
<На полях:>
Почему дома — чертовщина?
<На новом листе:>
— Жалко — письма кончатся? Как ты похож на меня — ту́! (еще второго десятка). И 500 километров разлуки как 500 километров собственной земли… Будет из тебя или нет — поэт?
О стихах скажу: в тебе пока нет рабочьей жилы, ты неряшлив, довольствуешься первым попавшимся, тебе просто — лень. Но — у тебя есть отдельные строки, которые — ДАЮТСЯ (не даются никаким трудом). Для того, чтобы тебе стать поэтом тебе нужны две вещи: ВОЛЯ и ОПЫТ, тебе еще не из чего писать.
Не бросай стихов, записывай внезапные строки, в засуху — разверзтые хляби.
— Скоро на Вы. Скоро — отчества. Но скоро и твой стук и мою дверь, может быть — мой в твою. Где и с кем ты живешь? Какая — комната? Ту я видела во сне.
_____
Почему дома — чертовщина? Не слишком ли веселое слово для всей той тоски (всех тех тоск?) Школьное — слово.
Впервые — Несколько ударов сердца. С. 123–125. Печ. по тексту первой публикации.
15-го сент<ября> 1928 г.
Дорогой Володя, обращаюсь к Вашей протекции: сделайте все возможное и невозможное: чтобы вытянуть у «Воли России» в лице — да в любом! — гонорар за моего Красного бычка, 96 строк — 100 франков (для круглости цифры) [479]. Сделать это нужно срочно, ибо 25-го мы должны уехать, а нынче 15-ое.
Если Сухомлин [480] в городе, лучше обращайтесь к нему, мы с ним расстались друзьями, — новыми друзьями, я ему Бычка читала, бычок вроде как его крестник, так и скажите. КРЕСТНИКУ (РОГАТОМУ!) НА ЗУБОК.
А 100 фр<анков> деньги маленькие, не для нас, а для редакции, ерунда — 100 фр<анков>.
Красного бычка выслала давно, месяц или полтора назад.
Отъезд предстоит мрачный. Мы ведь жили с А<ндрее>выми, дикими существами, очень трудно, спустя, установить количество лома. Уехали они, ничего не возместив, а писать А<нне> И<льиничне> сейчас, до проверки с хозяйкой вещей, — невозможно. [Зачеркнуто.] (На обороте оказалось начало какого-то письма, простите.)
Поэтому со всех сторон тяну — пытаюсь — авансы и остатки. С<ув>чинский, напр<имер>, сломал стул, нужно покупать новый, а это, здесь, — 100 фр<анков>. Вот тебе и Красный бычок!
_____
Ни о чем не пишу, потому что скоро увидимся. Очень радуюсь встрече со всеми вами.
Грустную новость об уходе Н<атальи> М<атвеевны> [481] Вы наверное уже знаете. Жальче всех — ее.
Милый Володя, умоляю Вас — добудьте мне эти 100 фр<анков>, даже если Бычок пойдет не скоро. Пусть они Вам их дадут, а Вы отправьте, а то наобещают и забудут. Скажите, что крайне и срочно нужно.
Сердечный привет Вам и всем.
МЦ.
Pontaillac
