— Где ты была?
— Я знакомилась с Прагой с глазу на глаз.
* * *
Утром мы уже в Подебрадах. После завтрака идем гулять. Передача «100 минут» очень популярна. Видно, многие сидели вчера у телевизоров. Встречные улыбаются, некоторые пожимают Райкину руку: «Мы ничего не скажем доктору, соудруг Райкин, не бойтесь!» Широкоплечий пожилой человек в рабочем комбинезоне, плаще и кепке с козырьком, поставленным дыбом, хитро глядит на Райкина сквозь толстые очки и, задерживая его руку в своей, говорит тихо, как заговорщик: «Ни я, ни моя жена, ни мои дети не скажем доктору, что вы удирали в Прагу. Я могу ручаться за все Подебрады — у нас предателей нет».
Заходим в магазин. Продавец показывает зонтики. Достает их с полки, из-под прилавка. Потом приносит особенный зонтик — красный муаровый, с тонкой ручкой, похожей на лебединую шею. Но нам нужен простой черный зонт от дождя. Продавец заворачивает его и, когда мы уже собираемся уходить, прикладывает палец к губам, всем лицом и выражением глаз показывая, что с доктором все будет шито-крыто.
На следующий день доктор делает обход. Это человек лет пятидесяти, спортивного вида, очень серьезный и образованный врач. Он сосредоточенно выслушивает и выстукивает Райкина.
— Не дышите, — говорит он. Потом, сворачивая фонендоскоп, добавляет: — А ведь мне так никто и не сказал, что вы были в Праге на телевидении! Так что можете быть совершенно спокойны, я ничего не знаю…
Мы снова в Праге. Удрали на спектакль театра «АБЦ», или, как здесь говорят, театр Вериха. Ян Верих — замечательный чешский актер эстрады театра и кино. Мы его знаем по фильмам «Пекарь императора» и «Падение Берлина», где он играл Геринга. Упоминание имени Вериха всегда вызывает улыбку у собеседника — его знает вся Чехословакия.
Мы спускаемся в театр (по-чешски «дивадло») «АБЦ», расположенный под землей, как и другие многие театры, кафе, рестораны, кино Праги.
Нас сразу пригласили к Вериху. Он сидел за столом на диване, кутаясь в халат. Громадный, с лицом небритого ребенка, с ямочками на полных щеках, он улыбался простодушной улыбкой и протягивал нам руки через стол. Мы пожали эти руки и сели в кресла у стола. Но Верих затащил Райкина к себе на диван и обнял его так, что мне показалось, будто у Райкина затрещали кости.
Верих был у нас на спектакле в Ленинграде, когда снимался в «Падении Берлина», и теперь вспоминал первую встречу. Потом оба актера заговорили на языке, понятном им одним. Они подмигивали, шептали что-то друг другу на ухо и смеялись: Райкин — беззвучно закатываясь, а Верих — разражаясь внезапным громовым хохотом. Он откидывал назад свою большую круглую голову, показывая волосатую шею, и все время напоминал мне кого-то, а кого — я никак не могла вспомнить. Верих и Райкин устроили спектакль для нас, окружающих, и мы хохотали от души, потому что невозможно было удержаться. Такие спектакли они разыгрывали при каждой встрече — на улице, в кафе, в театре, дома. Я помню импровизацию «Некоторые дипломаты в ООН». Взявшись под руку, лицами в разные стороны, они кружились все время, глядя в затылок друг другу, размахивая свободной рукой и доказывая что-то на тарабарском языке, не обращая внимания на собеседника. Они топтались на месте, потом вдруг срывались и неслись вперед, продолжая неистово болтать.
Мы познакомились с женой Вериха — Зденой Вериховой. Это высокая, стройная женщина средних лет, похожая на испанку со старинного портрета. Матово-смуглая брюнетка с продолговатыми умными черными глазами, прямым носом, продолжающим линию лба, с крупным твердым ртом и пристальным взглядом. Молчаливая и наблюдательная, она стояла в углу, изредка с любовью взглядывая на мужа,«как на расшалившегося ребенка.
Прозвенел звонок. Мы ушли смотреть спектакль. Это были «Гусары», пьеса современного французского драматурга (фамилию я не помню). Действие происходит в Италии во времена нашествия Наполеона.
Как и все пьесы с участием Вериха, «Гусары» — канва, в которую включены интермедии, сценки, песенки, шутки, исполняемые Яном Верихом и его партнером Мирославом Горничком — талантливым, тонким комедийным актером. Ради этих шуток, песенок, интермедий, ради острого сегодняшнего слова и, конечно, из-за огромного обаяния Вериха приходят зрители, ежедневно заполняющие зал театра «АБЦ».
Часто шутка, вызывающая хохот в зале, является импровизацией, возникшей тут же, на сцене. Верих сказал нам:
— Иногда мой рот начинает говорить, а ухо слушает, чем он закончит фразу.
В пьесе «Гусары» Верих и Горничек играют двух французских гусар, пьяниц и бродяг. Впервые они появляются на сцене под веселые аплодисменты зрителей в начале второго акта. Верих — с лицом, заросшим многодневной щетиной, в ободранной гусарской форме. Видно, что он в ней много раз спал в лесу, перелезал через изгороди, тонул в болотах, сутками не слезал с коня. Мирослав Горничек несколько более «элегантен», хотя его мундир тоже подвязан веревкой.
Мы все время следили за Верихом — от него нельзя оторваться. Он хозяин сцены, он заполняет ее своей громадной пластичной фигурой. Он шутит, обращается к публике от своего лица, говорит о происходящего на сцене с сегодняшней точки зрения, и о сегодняшнем дне — с точки зрения персонажей. Его обаятельное лицо все время меняется. Оно полно лукавства какой-то веселой тайны, которая вот-вот раскроется.. Глаза его, полуприкрытые, толстыми веками, узкие как щелки, вдруг широко раскрываются и оказываются очень большими и необычайно выразительными. Они пугаются, смеются, подмигивают, восхищаются хорошенькой служанкой, изумляются, просят выпить, успокаивают, приказывают, стыдятся, бегают… Они живут — они правдивы, как могут быть правдивы глаза большого актера. Верих великолепно владеет жестом, то щедрым, то скупым, в зависимости от требований выразительности. У него широкий мазок и богатая палитра, хотя он — актер одной маски.
Итак — пьеса «Гусары»… Итальянский парень уводит у французских гусар лошадей и за это должен быть казнен. Разбитная смелая служанка, невеста приговоренного, кокетничает с гусарами и увлекает их в ловушку, расставленную хозяевами, родителями провинившегося. Мать парня, обращаясь к связанным гусарам, говорит о жестокости войн, о страданиях народа и о том, что пора уже французам убираться домой, где их ждут жены и дети. Гусары клянутся, что не причинят вреда мирным людям и не выдадут парня. Тут французов развязывают, влюбленные встречаются, начинается всеобщее веселье, льется вино, все поют песни, идет занавес… Но спектакль на этом не кончается. Начинается церемония остроумных шутливых поклонов.
