Василий Головнин - Записки капитана флота

Дорожное наше содержание ныне было такое же, как и на пути к Хакодаде, и кормили нас также по три раза в день. В сей части острова селения чаще и многолюднее. Все здешние жители беспрестанно занимаются рыбной ловлей и собиранием морской капусты, а сверх того имеют еще пространные огороды, особливо сеют великое количество редьки (целые поля засеяны ею). Японцы редьку варят в похлебке – как богатые, так и бедные люди. Словом сказать, редька у японцев точно в таком же употреблении, как у нас капуста, а сверх того они солят ее и подают к кушаньям вместо соли кусочка по два, которые с рыбой или со всем тем, что хотят посолить, прикусывают понемногу.

С 29 на 30 сентября мы имели последний наш ночлег в селении на половину дня ходу от Матсмая. Сей ночлег примечателен для нас по следующим обстоятельствам: переводчик Кумаджеро советовал нам в Матсмае отвечать на вопросы, которые там будут нам предлагаемы, совершенно сходно с прежними нашими ответами, говоря, что если хотя в малости мы будем показывать разное, то по японским законам нас должно обвинить. Во-вторых, раздал он каждому из нас по нескольку очень хорошего табаку и бумаги[44] и сказал нам, что делает сие для того, дабы начальники в Матсмае, приметив, что у нас нет сих вещей, не отнесли этого к упущению сопровождавших нас, и что в таком случае им сделан будет выговор. И, наконец, советовал нам не верить лекарю, уверявшему нас, что в Матсмае мы будем жить в хорошем доме и все вместе. Слова сии почти то же значили, как если бы он прямо сказал, что для нас там тюрьма приготовлена, но что значило внимание его к нам в рассуждении табаку и бумаги, мы понять не могли.

30 сентября вскоре после полудня остановились мы в одном селении верстах в трех от Матсмая, где встретили нас несколько солдат и множество народа. Мы пробыли тут с полчаса, в которое время конвойные наши надели на себя хорошее свое платье и потом повели нас в город точно с такою же церемониею, как вводили в Хакодаде; только зрителей по причине многолюдства города было несравненно более. Городом мы шли вдоль морского берега версты четыре или пять, потом вышли на большую площадь, окруженную множеством народа, стоявшего за веревками, нарочно вокруг площади протянутыми. С площади поднялись на довольно высокую гору, к самому валу замка, а пройдя вдоль оного на небольшое расстояние, поворотили во двор, обнесенный совершенно новой высокой стеной. Тут встретил нас отряд солдат в военной одежде. С сего двора маленькими дверьми вошли мы за другую стену, выше первой, а тут вдруг увидели перед глазами почти темный сарай, в который нас тотчас ввели и поместили нас, троих офицеров, в одну каморку, подобную клетке, а матросов и Алексея – в другую.

Свидание с губернатором, вопросы его, снисхождения, им нам оказанные, и содержание наше. – Ласковые и утешительные его речи и обнадеживание ходатайствовать о нашей свободе. – Описание и перевод на японский язык нашего дела. – Трудности, при переводе встретившиеся. – Перемены, сделанные в месте нашего заключения и в нашем содержании, к лучшему.

День был прекрасный, светлый, а у нас темнота уже наступала, ибо лучи солнечные к нам не проницали. Обозревая наше жилище, мы думали, что сегодня в последний раз в жизни наслаждались зрением солнца. Тюрьма наша, окружавшие двор заборы, караульные дома, словом сказать, все было совершенно новое, лишь только оконченное, так что еще не успели очистить щепок. Здание же это было большое, сделанное из прекрасного леса, и, конечно, недешево стоило японскому правительству, следовательно, рассуждали мы, японцы не стали бы употреблять времени, трудов и издержек напрасно, если бы они намерены были скоро нас освободить. Для помещения нашего на год или на два могли бы они сыскать место, но расположение и прочность жилища нашего показывают уже, что нам определено до самой смерти не выходить из него. Мысли сии беспрестанно терзали дух наш, мы долго пребывали в глубоком молчании, поглядывая друг на друга и воображая себя обитателями того света.

Наконец работник принес нам ужин, состоявший из сарацинской каши, небольшого кусочка рыбы и горсти бобов с патокой. Подавая сию пищу сквозь решетку, он не приметил меня, лежавшего в углу, и сказал: «Где третья человека?» Господин Мур тотчас спросил его, где он научился говорить по-русски. «В Камчатке», – отвечал работник. На это господин Мур сказал ему, что он и сам был в Камчатке, а японец, поняв господина Мура, что он видел его в Камчатке, очень тому обрадовался и тотчас сообщил переводчику сию новость. Мы же сказывали еще прежде им несколько раз, что при нас в Камчатке не было японцев, кроме семерых, спасенных прошлой весной с разбитого их судна, которые находятся в Нижнекамчатске и которых мы не видали. Почему, когда мы стали переводчику объяснять ошибку работника, он сказал нам в ответ: «Лукавый, лукавый!», и ушел. А мы остались с новым горем, возродив в японцах подозрение, что были в Камчатке, когда их люди там находились, но не хотим того им открыть. Нам желательно только было знать, из тех ли японцев был этот человек, которых Хвостов увозил, или из тех, которые претерпели в Камчатке кораблекрушение и после ушли.

Вот для любопытных описание нашей тюрьмы: надобно вообразить четырехугольный деревянный сарай длиною шагов двадцать пять, шириною в пятнадцать, а в вышину сажени в две; с трех сторон у сего сарая глухие стены, в которых нет ни малейшего отверстия, а с полуденной – вместо стены решетка из толстых брусьев дюйма четыре в квадрате и в таком же расстоянии брус от бруса; в сей решетке сделаны дверь и еще маленькая калитка; та и другая всегда на замке. Посредине сарая стояли две клетки, из таких же брусьев сделанные; они отделялись от стен и одна от другой коридорами; одна из клеток была в длину и в ширину по шесть шагов, вышиною же футов десять, а другая при той же ширине и вышине имела восемь шагов длины. Первая из них назначена была для нас троих, а последняя для матросов и Алексея. Вход в них сделан столь низок, что мы принуждены были вползать; дверцы состояли из толстых брусьев и запирались толстым железным запором; над дверцами находилась небольшая дыра, сквозь которую нам подавали пищу.

При задних стенах клеток были небольшие чуланчики также из толстых брусьев с небольшими отверстиями на полу в ящики для естественных нужд. Смежные же стены клеток были обиты досками, дабы мы матросов, а они нас видеть не могли; для той же причины и между чуланчиками стоял щит. Подле же решетки сарая с наружной стороны была приделана караульня, в которой беспрестанно сидели по два солдата императорских войск; они могли сквозь решетки все видеть, что мы делали, и глаз с нас не спускали. Весь сарай в расстоянии от оного шагов на шесть или восемь окружен был высокой стеной с деревянными шпицами; для выхода из сего двора служили небольшие ворота прямо против дверей сарая; вокруг же первой стены находилась другая, поменее; оная окружала пространный двор, в котором подле ворот большой стены на одной стороне был караульный дом, а на другой кухня и комната для работников.