Снова возгласы:
- Останьтесь, останьтесь, хоть на год...
- Нет, не останусь. Уже два года я ждал этого дня с нетерпением и много раз проигрывал проводы. Вот видите - чуть не плачу...
Поработали мы все, в общем, не так уж плохо. Слышали отчет: 52 тысячи прооперированных сердечных больных. Правда, 6 процентов умерли. Но остальные-то ушли живыми. Дети остались здоровыми, учатся, работают уже. Взрослые с ревматизмом прожили лишние 10, 15, 20 лет. Конечно, можно бы лучше. Именно это меня и гнетет. Но лучше я организовать не смог.
И еще одно, мы сохранили честь. Смею думать, что не ошибаюсь. Удержались от этой заразы - подарков и взяток, что захлестывают медицину. И за это вам спасибо всем.
"Многие плакали" - таков штамп, но что сделаешь, если таки плакали. (Кинооператоры снимали.) Но сам я держался.
- Не могу не сказать о будущем. О вашем будущем, потому что у меня его уже нет, то есть, конечно, я буду делать науку, напишу книгу. Но это все не то... Поэтому - о вас. Об Институте.
Директора будете выбирать сами. Не спрашивайте у меня совета: я действительно не знаю, кто лучше из тех, что знаете. К демократии вы уже привыкли, по ней и действуйте. Для этого я добивался хозрасчета и самоуправления, чтобы при любом директоре не пропал коллектив. Нет, не то говорю, чтобы не пострадали больные.
Конечно, нужно двигаться вперед. Вы все знаете - куда. Сотни раз говорили. Снижение смертности, маленькие детки, коронарная хирургия. И - пересадка сердца. Как двигаться, рецепта дать не могу. Общие декларации известны: мировой опыт, ездить учиться, доставать оборудование. А главное - стремление, инициатива. То, чего всегда у вас не хватало. Извините, не обижайтесь. Не смог удержаться от критики.
Еще раз спасибо вам всем, товарищи. Простите, если кого обидел понапрасну... Это все.
И сел. Нет, слезы удержал.
С десяток секунд все сидели подавленные. Потом вышел Гриша Квачук, председатель профкома, заведующий отделением стимуляторов. Не мог угадать, что он скажет. А сказал очень хорошо. Примерно так.
- Позвольте мне начать издалека... В 1941 году было мне восемь лет. Отец уходил на войну. Мама, маленькая сестренка и я провожали его у ворот. Мама плакала, а я не понимал, - чего. Но вот отец обнял мать, сестренку, меня, вскинул котомку и пошел из села, к околице, где ждала подвода с товарищами. Они поехали. И тут я понял, что отец уходит совсем, что происходит большое несчастье... Помню, заревел и рванул догонять телегу... Но они уже далеко. Больше мы его не видели. Убит...
Так и сейчас, простите меня за чувствительность. Хочется удержать и сказать, как нашкодившие школьники: "Николай Михайлович! Простите нас, мы больше не будем. Не уходите..."
Вот такая была речь. Никто в Грише лирика не предполагал: такой спокойный, положительный, рациональный. Тут уж у меня, чувствую, глаза увлажняются. Но вовремя себя придавил...
Опять же - "многие плакали"...
- Спасибо, Гриша. Растрогал ты меня. Однако решение твердо. Уходить нужно вовремя... Спасибо еще раз всем.
И пошел со сцены.
Кто-то навесил мне на шею здоровенную бляху - медаль отлили в честь юбилея. И еще показали на стене несколько остроумных шаржей и стихов - собственное творчество сотрудников.
После операций, в три часа, "был сервирован чай" Без выпивки, к сожалению, но с тостами под виноградный сок. Душевно прошло.
Грустный день. Очень грустный.
Ладно, уже двенадцать. Три часа стучу. Спать пора .Завтра начнется новая жизнь. С другими чувствами.
На этом самое время сделать долгий перерыв в записках. Может быть, и насовсем.
(Ах, Амосов! Не хитри, хотя бы сам с собой: не веришь ты в конец жизни!)
Дневник. 30 декабря. Понедельник, вечер
"Свободен, слава Богу! Свободен. Наконец-то свободен", - это написано на могиле Лютера Кинга в Вашингтоне. Сам видел. Конечно, нахальство - мне такое говорить по поводу болезней и отпуска.
Отходил полчаса по коридору, перемежая с гимнастикой. Есть ощущение в мышцах, давление понизилось, и захотелось освободиться от информации.
Сегодня был годовой отчет. Два с половиной часа говорил, показал более двадцати таблиц. О блоке или стрессах не вспоминал.
- День покаяния и отпущения грехов! И день надежд: очистились и больше не согрешим...
Таким было начало доклада. Только надежд у меня почти никаких нет... В августе 84-го были. Я составил и размножил "Инструкцию по ведению больных после операции". Последние четыре месяца того года были приличные, и впереди ожидалось еще лучше.
Этого не произошло. Смертность 5,2 процента - это одна из самых низких за нашу историю, но по операциям с АИК - 16, а нужно по крайней мере 12- 13 процентов.
Что хорошо, так это закрытые операции. При приобретенных пороках сердца вообще получили 1 процент смертности почти на полторы тысячи больных. При врожденных, правда, выше - около 2 процентов, но тоже хорошо. Именно они, эти цифры, и помогли снизить общий процент до вполне приличного уровня.
Количество операций с АИК - 1002, добрались до рубежа, о котором думали еще с 80-го года. Общий итог операций - 3870, четырех тысяч не разменяли, не поступали больные. Из трех показателей - 5 процентов; 4000; 1000 - достигли одного, но к двум другим приблизились. За 2,5 года существования Института на 55 процентов возросли операции и на 23 - число персонала. Производительность труда - на 26 процентов. Если будут больные, то этим штатом и 4500 можно прооперировать. Да, в самом деле неплохо, все-таки примерно тысяча дополнительно спасенных жизней за один этот год. Не преувеличивая, половине только продлили жизнь. Все больные с приобретенными болезнями не доживают до старости. Ну, если даже 600 прочно спасенных детей, то и за это можно быть довольным собой.
Но я недоволен и постарался внушить это чувство всем.
Еще вчера передал Геннадию дела. Сказал о своем намерении уходить с директорства.
Администрация - Мирослав, Алла и Света - приходили поздравить с Новым годом и упрашивали, чтобы возвращался. Не обнадежил их.
Кибернетики тоже поздравили, рассказали о своих делах: очень надеются "журавля в небе поймать..." в следующей пятилетке. Подумалось из песни: "Не для меня придет весна..." Приглашали зайти в отдел, отпраздновать безалкогольно Новый год. Сослался на болезни.
Зашел в реанимацию, взглянул на безнадежных детей. Сказал, чтобы вечером докладывали Геннадию. Простился.
Дневник. 7 января 1986 года. Вторник, утро
Неделю в отпуске - и одно расстройство. Высокое кровяное давление, и почти постоянно болит голова. Даже утром было 200, а вечером - все 220. Сдался и снова начал принимать таблетки клофелина, черт бы их побрал. Из физкультуры ничего не вышло. Частота пульса вчера опустилась до 34.
