Деперье недолго наслаждался вновь обретенной милостью своего друга и покровительницы. В 1544 году он окончил жизнь самоубийством. Невозможно сказать, что побудило его к этому: было ли это результатом его философского мировоззрения, или же нашлись какие-нибудь частные причины, завязавшие перед ним сложный узел, который он не мог развязать иным способом.
Смерть прервала его работу по подготовке к изданию полного собрания своих сочинений – собрания, которое он посвятил Маргарите. Оно вышло в свет уже после смерти автора под редакцией его приятеля, Антуана Дюмулена, тоже секретаря королевы. Дюмулен исполнил последнюю волю поэта и украсил издание посвящением – надписью, долженствовавшей выразить чувства Деперье к Маргарите. Ей завещал поэт единственное свое богатство – свои рукописи.
В 1545 году Кальвин написал трактат «Против либертинов[73]», в котором указывал на то, что Маргарита допускает людей этой категории к себе и что они совращают ее с пути истины. К нему был приложен другой (небольшой) «Трактат, указывающий, что должен делать верный человек, познавший евангельскую истину, когда он находится среди папистов». Здесь Кальвин строго разбирал и критиковал всех людей, окружавших Маргариту, распределив их по классам. Тут говорилось о протестантах, которые, для того чтобы угодить своим покровителям или чтобы сохранить свои бенефиции, соглашались служить мессу под тем предлогом, что это вещь внешняя и безразличная (намек на Русселя); говорилось о вельможах и царедворцах, которые, пожалуй, и перешли бы в новое вероисповедание, если бы оно не мешало им предаваться всякого рода удовольствиям и наслаждениям; упоминалось об ученых и гуманистах, которые только в теории желают церковной реформы, но ничего не делают для этого и создают «свою собственную религию» при помощи платоновских идей, считая себя выше всяких внешних форм. Нападки, казалось, были прямо направлены против королевы. Естественно, что оба эти трактата, написанные человеком, которого она ценила, защищала и укрывала у себя в пору гонений, произвели на нее тяжелое впечатление. Это дошло до Женевы, и Кальвин написал (ставшее знаменитым) письмо к Маргарите. Это письмо мы приводим целиком ввиду его особенной ценности как для характеристики королевы, так и для характеристики самого реформатора.
Я получил от одного человека письма, которые будто бы написаны по Вашему приказанию. Судя по их тону, мне кажется, что моя книга о «либертинах» не заслужила Вашего одобрения. Я огорчен тем, что огорчил Вас, но, может быть, это огорчение на пользу; может быть, это то огорчение, о котором говорится, что не надо бояться причинять его? Тем не менее я не могу постичь, почему Вам так не понравилась эта книга. Тот, кто мне пишет, объясняет это тем, что она будто бы направлена лично против Вас и против друзей Вашего дома. Что касается первого пункта, то мне никогда и в голову не приходило нападать на Вас и таким образом нарушать то почтение, которое Вам обязаны оказывать все благочестивые люди… Я знаю те особые дары благодати, которыми так щедро одарил Вас Господь и которые Вы употребляли на укрепление и распространение царства Его на земле. Всех этих причин совершенно достаточно, чтобы я относился к Вам с полным уважением. Будьте уверены, что те, кто восстанавливает Вас против меня, делают это не для Вашего блага, а для того, чтобы ослабить ту искреннюю привязанность к церкви Божией, которую Вы всегда к ней имели. Что же касается до круга Ваших обычных друзей, я не могу не пожелать, чтобы Ваш дом был более достоин называться истинной семьей Иисуса Христа. Между тем некоторые из них заслуживают скорее имя служителей дьявольских, и не только служителей, но даже и сотрудников его. Вы, конечно, не ждете от меня измены доверенному мне делу распространения Евангелия ради угождения Вам… Тот, кто писал мне, говорит, что Вы не нуждаетесь в таких слугах, как я, что они Вам бесполезны и неприятны. Это справедливо: я сам сознаю, что не могу быть Вам полезен, и мне кажется, что Вы действительно не нуждаетесь в человеке моего склада. Но не преданности Вам не хватает у меня: даже если бы Вы совершенно отвергли меня и пренебрегли мной, я все-таки сохранил бы к Вам прежнюю свою постоянную привязанность. Те, кто меня знает, могут удостоверить, как мало я ищу благоволения королей: для меня достаточно быть допущенным на службу великого Господа…
Как только я получил письмо, я поторопился ответить, опасаясь, как бы Вы не охладели из-за меня к святыне. Да сохранит Вас Господь Иисус Христос, и да внушит вам Духом Своим продолжать тот путь, который он предначертал Вам, с прежним рвением и осторожностью.
28 апреля 1545 года.
Но и это письмо Кальвина не заставило королеву изменить своему привычному образу действий. Не внимая увещаниям реформатора точно так же, как и угрозам Сорбонны, она продолжала защищать и спасать всех, кто искал у нее помощи и защиты.
Маргарита и во втором своем браке не нашла счастья. Генрих Наваррский обращался с королевой не только резко, но по временам даже грубо, так что Франциску приходилось вмешиваться в их распри и усмирять гнев несдержанного Генриха. К тому же он был ужасно ревнив.
В семейной жизни королевской четы наступил очень трудный момент, когда возник вопрос о замужестве их дочери. Отношения Генриха и Маргариты тогда так обострились, что посланники докладывали об этом в своих донесениях. Дескурра писал Карлу V, что Генрих Наваррский пригрозил Маргарите «такой несчастной старостью, какой еще не видывала ни одна женщина, если она выдаст его планы королю Франциску».
Герцогский замок в Алансоне
Жанна была у них единственным ребенком. Рождались и другие дети, но все они рано умирали. Да и жизнь Жанны, слабенькой и болезненной девочки, не раз висела на волоске. Детские годы она провела в имениях своей матери, в замках Лонгре, Блуа и, главным образом, в Алансоне, любимой резиденции Маргариты, где сама она, даже будучи уже королевой Наварры, проводила немало времени. Жанне здесь, в Алансоне, было раздолье. К замку примыкал огромный старинный парк, в котором девочка чувствовала себя полной госпожой и в одном из уголков которого у нее было свое хозяйство: ручная белка, попугай и семейство индеек (эти крупные птицы тогда только что были завезены в Европу и представляли из себя заморскую редкость).
Жанну рано начали учить. Маргарита хотела дать ей отличное образование и потому поручила это дело одному из первых латинистов своего времени, поэту Никола Бурбону. Сохранилось несколько учебников, написанных им для своей ученицы. Он преподавал по-новому, не так, как учили в тогдашних школах; казалось, он взял себе за образец учителя, выведенного в романе Рабле (Понократ). Во время прогулок он начинал свое объяснение по поводу виденного или слышанного, и незаметно, без труда девочка знакомилась с окружавшим ее миром. Через некоторое время Жанна, подчиняясь моде и примеру своего наставника, сама стала описывать в стихах то, что особенно поражало ее детское воображение.
