Синеватая кожица на ладонях лишь недавно закрыла глубокие ссадины. Командир корабля Костя Драпов пока еще в госпитале. И Лукашова включили в мой экипаж. С такими, как он, ничего не страшно.
Остроконечные шпили новоладожских белокаменных колоколен наползают на самолет. Самолет полковника Преображенского делает горку и с ходу идет на посадку. Здесь мы должны заправить самолеты бензином и поужинать сами. В Ленинград полетим уже ночью одиночными самолетами.
Спрыгнув с крыла, попадаю в объятия техников. Борис Киселев, Григорий Беляев, Тихомиров, Бекетов, Владимиров трясут мои руки, до хруста сжимают плечи.
- Саня! Неужто ты? Откуда свалился? А где остальные?
Вопросы сыплются непрерывно. Я просто не в силах всем сразу ответить. Постепенно перехожу в контратаку:
- А как вы воюете? Как сорок первая? Где сейчас летчики?
- Летчики получают боевую задачу, скоро подъедут, - говорит за всех Борис Киселев. - А сорок первую не узнать. Из старожилов только командир с комиссаром остались. Экипажи Блинова и Ручкина не вернулись с задания. Зорина, Гончаренко, Овсянникова, Соменко, Рыжова, Жандарова только вчера проводили в ваш полк. Так и воюем, - заканчивает свое повествование Борис.
- Летчики все теперь новые, - добавляет со вздохом Владимиров. Молодежь из других эскадрилий прислали.
...Небо над головой усыпано яркими звездами. Морозный воздух чист и прозрачен. Самолет пилотируется легко. Ночью лететь на нем просто приятно. Ленинград впереди, почти рядом. Но его совершенно не видно. Земля укрыта такой чернотой, будто ее специально залили чернилами. Только над линией фронта, прорезая ночную тьму, непрерывно взлетают и медленно гаснут фашистские "люстры".
- Левашове под нами. Тут они и столкнулись, - тихо говорит Лукашов, видимо вспомнив про Плоткина. - До посадки минуты остались и...
- Под нами аэродром Углово. Можно снижаться, - доносится голос штурмана.
Вот мы опять на фронте, опять у стен Ленинграда и завтра снова будем бомбить врага. Прав был Хохлов: на этой машине можно разить фашистов еще эффективней.
Вспыхнувшие посадочные прожекторы залили поверхность аэродрома голубоватым мерцающим светом. Колеса мягко приткнулись на утрамбованный снег.
- Леня, вставай, приехали, - доносится смех Лукашова. - Сейчас под тепленьким одеяльцем все косточки отогреем.
- Вез команды под одеяло не залезать! - шутливо дает указания Кошелев. - А поспим с устаточку знатно!..
"25 марта. Утром ездили в Ленинград, на могилу бывшего командира. Трехтонный старенький "зис", скрипя и чихая, еле тащился по старой разбитой дороге. Остановились около станции Ржевка. Искореженные до основания дома, поваленные столбы, вырванные с корнями деревья. На сотни метров кругом разбросаны обломки товарных платформ и вагонов, железнодорожные рельсы и шпалы. Чернеющая местами земля пропитана копотью. Кажется, здесь бушевал ураган непонятной, невиданной силы..."
- Эшелон наш тут фашисты накрыли, - пояснил угрюмо шофер. - Боеприпасы взрывались. Около суток земля гудела, будто стонала от боли, сердешная. Под ногами все ходуном ходило. А сюда ни пройти, ни проехать. И грохотало, и плавилось, и огненным морем пылало...
Правее центральных ворот Александро-Невской лавры стоят две березки.
- Здесь, - тихо сказал Дроздов, направляясь уверенно к ним.
Сняв шапки, мы подошли к засыпанным снегом могильным холмикам. "Гвардии майор, Герой Советского Союза Плоткин Михаил Иванович", "Штурман, дважды орденоносец Надха Г. Г.", "Стрелок-радист, дважды орденоносец Кудряшов М. М.". Рысенко здесь нет. Его тело не нашли. Наверное, сгорел с самолетом.
Голос у Дроздова дрожит, глаза затуманились.
- Клянемся тебе, командир. Клянемся вам, павшие наши товарищи, что не уроним чести третьей Краснознаменной, не запятнаем гвардейское Знамя.
С визгом вспорол тишину пролетевший снаряд и громыхнул гулким взрывом в районе вокзала.
- Ну погодите, изверги! - сжал кулаки Евгений Шевченко. - Скоро и мы по вас грохнем!..
"28 марта. Ночью летали на постановку мин. Первый вылет в полку - и с такой боевой нагрузкой. Полутораметровая махина весом более тонны на внешней подвеске под самолетом. Для меня это словно экзамен на зрелость. В душе волновался, как школьник, но внешне старался казаться спокойным..."
Постановку производили в Хельсинки, прямо в порту. Взлетали мы за Дроздовым, с интервалом в десять минут. А первым, за двадцать минут до него, улетел Пятков с бомбами. Сегодня он должен заставить зенитчиков бить но его самолету, отвлечь их внимание от других машин. Задача не из простых. Десять заходов на цель - и это в одном полете! В каждом заходе штурман Шевченко бросает всего одну бомбу. Главное, вызвать огонь на себя, без маскировки - в открытую проникать сквозь завесы зенитных разрывов, сквозь тучи разящих осколков. Рисковать один раз для нас уже стало привычкой. Но десять заходов подряд... И в каждом необходимы железная воля железные нервы... Не всякому смельчаку удается такое. Но Пятков перед вылетом был совершенно спокоен.
Столицу Финляндии увидели издали. Ощетинившись иглами мощных прожекторов, она как котел клокотала зенитными вспышками. Пятков и Шевченко уже выполняли задачу.
У мыса Порккала развернулись прямо на город и начали плавно снижаться. Обороты моторам сбавляю не сразу, а постепенно. Так они не застынут от холода, и звук приглушается медленно, по мере подхода к цели.
Город все ближе и ближе. Пятков пунктуально выполняет заходы. Прожекторы на земле совершенно не выключаются. Их тонкие длинные жала устремлены в его сторону, далеко от района, где должны пролетать постановщики мин.
Синхронно с прожектористами работают и зенитчики. Огневые сполохи кромсают густую ночную темень, рвут ее всплесками ярких разрывов.
Вот в одном из лучей Заискрилась блестящая точка. Тотчас десяток сверкающих длинных столбов скрестились на ней вершинами, оплели расходящимся поверху радужным веером.
- Кажется, наших схватили! Смотри! - кричит взволнованно Кошелев. - Как бы не сбили! Теперь прицельно расстреливать будут.
Вслед за прожектористами и зенитчики сосредоточили весь огонь на светящейся точке. Небо вокруг озарилось сплошной огневой завесой. Кажется, гибель неотвратима. Через секунду-другую самолет неминуемо вспыхнет и дымным пылающим факелом устремится к земле...
Однако секунды идут, а самолет продолжает летать, удаляясь все дальше и дальше. Он маневрирует. Следом за ним от нас уходят и слепящий прожекторный веер, и вспышки зенитных разрывов.
- Кажется, вырвались, - облегченно вздыхает Кошелев.
- Ну и артисты! - восхищается Лукашов. - Им бы под куполом цирка свой номер показывать.
